Порочная луна
Шрифт:
В качестве подтверждения того, что за мной наблюдают, я слышу, как несколько минут спустя открывается дверь наверху лестницы, и резкий верхний свет бьет по моим сетчаткам. Раздаются тяжелые шаги, и я осторожно смотрю в том направлении, мои глаза привыкают как раз вовремя, чтобы увидеть моего похитителя, появившегося у подножия лестницы.
Кэм. Это имя, на которое он откликался раньше, когда кто-то позвал его, и я не могу решить, подходит оно ему или нет. Я ожидала, что у него будет какое-нибудь классическое имя для горячего парня, например, Зейд
На нем облегающие темные джинсы и выцветшая серая футболка, которая никак не скрывает его телосложения. Его тело абсолютно изуродовано, и в сочетании со всей этой высокой, темноволосой и покрытой татуировками фигней, которая у него есть… Да, я в заднице. Должно быть, в детстве я слишком много раз смотрела «Красавицу и чудовище», потому что, несмотря на то, что меня буквально держат в плену, вся его атмосфера полностью работает на меня.
Вероятно, мне следует обратиться к психотерапевту в будущем, чтобы разобраться с этим.
Кэм подходит к моей камере уверенной походкой, неся в руках стопку, которая, похоже, представляет собой полотенце и какую-то свежую одежду. Он бросает их на металлический складной стул, на котором сидел прошлой ночью, затем подходит к двери камеры, смотрит на мой пустой поднос на полу, прежде чем вставить ключ в замок.
— Готова к своему первому допросу? — спрашивает он, когда замок поворачивается с металлическим щелчком.
Я ощетиниваюсь, готовясь к драке. Если он планирует применить ко мне те же методы ‘допроса’, что были применены к Томми, я не собираюсь сдаваться. Сосредоточившись, я пытаюсь призвать силу к своей внутренней волчице, но она все еще дремлет. Черт. Действие аконита уже должно было начать ослабевать.
Кэм делает паузу, прежде чем открыть дверь камеры, и морщит нос в гримасе.
— Но сначала я отведу тебя в душ, — прямо говорит он, когда его взгляд встречается с моим, его глаза такие темные, что кажутся почти черными. — От тебя воняет, как от мокрой собаки.
Негодующий гнев обжигает мои вены. Мои щеки горят, губы кривятся в хмурой гримасе, когда я смотрю на него в ответ.
Он остается невыносимо спокойным.
— Тебе нужно вести себя прилично, хорошо? — бормочет Кэм, толкая дверь камеры. Она открывается между нами со зловещим скрипом. — Если ты попытаешься что-нибудь предпринять, то только усложнишь себе задачу.
Сделав глубокий вдох, я снова пытаюсь призвать свою внутреннюю волчицу, роясь в тайниках своего разума в поисках любого признака ее присутствия. Меня встречает только нервирующее молчание.
Губы Кэма кривятся в ухмылке, когда он поднимает палец, подзывая меня, и даже без моего волка или какого-либо реального плана, я решаю сбежать. Не то чтобы я ожидала, что он действительно позволит мне легко уйти, но это единственный способ по-настоящему оценить, с чем я здесь столкнулась. Не сводя с него глаз, я делаю медленный, размеренный шаг вперед, как будто подчиняюсь. Затем еще один. Как только я переступаю порог камеры, я проскакиваю мимо него, направляясь к лестнице.
Он набрасывается на меня в одно мгновение. Время его реакции на самом деле застает
— Что я только что сказал о хорошем поведении? — он тяжело дышит, его теплое дыхание скользит по моей шее, когда он наклоняет свое лицо рядом с моим.
Его тело прижимается плотнее, прижимая меня между собой и стеной так надежно, что я едва могу даже пошевелиться.
— Трахни меня, — шиплю я сквозь стиснутые зубы, извиваясь рядом с ним.
Он гораздо лучше натренирован, чем я ожидала. Навалившись всем весом на мою спину и удерживая мои запястья, он фактически лишил меня подвижности. Даже его ноги прижаты к моим, чтобы я не пнула его.
— Нет, я не увлекаюсь зоофилией, — усмехается он, беря оба моих запястья в одну руку.
Он крепко обхватывает меня другой рукой за талию, делая шаг назад и дергая меня за собой.
— Отпусти меня! — я кричу, отбиваясь, когда он начинает тащить меня по коридору, казалось бы, не обращая внимания на мою борьбу.
Мой взгляд зацепляется за интерьер соседней камеры, когда он толкает меня мимо нее, и волна тошноты накатывает на меня с такой силой, что это чудо, что я могу проглотить то драгоценное количество еды, которое мне дали.
Здесь так много крови.
Томми нигде не видно, но по количеству засохшей крови, покрывающей пол и забрызгивающей стены, я могу только предположить, что смотрю на место убийства. Мой желудок сжимается, дыхание сбивается, а сердце учащенно бьется, когда я делаю вдох. Я начинаю сопротивляться всерьез, когда меня толкают мимо второй камеры и через дверной проем в конце коридора, спотыкаясь, я иду вперед, когда Кэм наконец отпускает меня.
Мне удается взять себя в руки, прежде чем я падаю лицом на кафельный пол, выпрямляюсь и разворачиваюсь лицом к моему похитителю. Мое горло сжимается, когда я понимаю, что теперь мы стоим в маленькой ванной, и он закрыл за собой дверь, запирая нас внутри.
Не паникуй.
Однако эта комната маленькая. Действительно маленькая. И в ней нет окон. Тут есть только туалет, раковина и душевая кабина.
Кэм становится прямо перед дверью, скрещивает руки на груди и кивает в сторону душа.
— Умойся, — приказывает он отрывистым тоном.
— Ты что, собираешься просто стоять и смотреть? — я сжимаю зубы, прижимая руки к бокам.
Как бы сильно я не хотела устраивать этому мудаку пип-шоу прямо сейчас, но если он оставит меня в этой комнате одну, у меня может начаться полномасштабная паническая атака. Не поймите меня неправильно, я не доверяю ему настолько, насколько могу, но при таком напряжении, как у меня сейчас, я не могу быть заперта в этой крошечной комнате одна. Я не могу. От одной мысли об этом мои дыхательные пути сжимаются, дрожь пробегает по мне, когда я прикусываю внутреннюю сторону щеки с такой силой, что ощущаю вкус крови.