Порочная луна
Шрифт:
Я скрежещу коренными зубами, ледяным взглядом глядя на нее сквозь решетку.
Я точно знаю, что она пытается сделать. Я знаю, что она стремится спровоцировать меня, поэтому я подействую импульсивно, врываясь туда неряшливо пьяным, тем самым давая ей возможность сбежать. И хотя я прекрасно осведомлен о ее намерениях, вот я и попался на ее уловки. Потому что она просто случайно наткнулась на то, что может вывести меня из себя в одно мгновение.
Размеренно вдохнув, я выпускаю воздух на медленном выдохе, запихивая свою ярость обратно в клетку своего разума и тщательно запирая ее, пока восстанавливаю самообладание. Затем я подношу бутылку пива
— Обычно я не верю в насилие в отношении женщин, — холодно говорю я, снова встречаясь с ней взглядом. — Но ты ведь не женщина, не так ли, звереныш?
Она закатывает глаза, перекидывая свои длинные светлые волосы через плечо.
— Я думаю, ты прекрасно знаешь, что у меня между ног. Ты достаточно долго смотрел на меня раньше.
У меня из горла вырывается насмешливый звук.
— Я следил, не более того.
— Ну да, конечно, — хихикает она, надменно вздергивая подбородок. — Женщины, безусловно, высший пол. Покажи титьку, и мужчины теряют всякий здравый смысл.
Я делаю угрожающий шаг к ней, понижая голос на октаву.
— Ты говоришь о большой игре для того, кто сидит за решеткой.
— Это все временно, — уверенно отвечает она. — Твои дни сочтены, охотник.
Мои брови взлетают вверх.
— Как будто твои нет?
Она пожимает плечами, выглядя чертовски самодовольной.
— Посмотрим.
Несмотря на то, что вся власть здесь принадлежит мне, это злое выражение лица чертовски нервирует. Оно заставляет меня подвергать сомнению все, что я знаю, задаваясь вопросом, не упускаю ли я чего-нибудь.
Я еще недостаточно трезв для этих интеллектуальных игр.
Допивая остатки своего пива, я поворачиваюсь, чтобы направиться к лестнице. Потому что я могу уйти, а она нет. Я контролирую ситуацию.
Прежде чем подняться по ступенькам, я останавливаюсь, чтобы оглянуться на камеру Луны, и обнаруживаю, что она смотрит мне вслед.
— Тебе лучше быть готовой поделиться кое-чем завтра, — говорю я с резкой угрозой в голосе. — Ты еще даже не начала страдать, но если продолжишь давить на меня, то будешь.
Ее плюшевые губы кривятся в хмурой гримасе, но я начинаю подниматься по лестнице прежде, чем у нее появляется шанс ответить, болезненная пустота укореняется внутри меня с каждым шагом отступления.
10
Три дня.
Вот как долго я была заперта в этой камере, и от одного осознания этого мне хочется кричать.
Я была уверена, что кто-нибудь уже пришел бы за мной. А если нет, я думал, а что сам найду способ выбраться отсюда. Вместо этого я провела три дня в принудительном заключении, мечась между депрессией, отчаянием и ослепляющей яростью, бесполезно умоляя судьбу о каком-нибудь способе избежать этого кошмара.
Желательно живой и невредимой.
В довершение ко всему, я все еще полностью отрезана от своей внутренней волчицы. Я вообще не чувствовала, чтобы она шевелилась с тех пор, как я здесь. Ее отсутствие преследует меня — такое чувство, что без нее
Аконит не может быть постоянным, не так ли?
Мне уже несколько дней не делали инъекций этого вещества, так что тот факт, что моя волчица все еще спит, вызывает, мягко говоря, беспокойство.
Могут ли они вводить мне дозу каким-то другим способом?
Я разочарованно ворчу при этой мысли, продолжая отжиматься, раздраженная тем, что мои мышцы сейчас чувствуются такими чертовски слабыми. Мои бицепсы горят с каждым повторением, но я не могу просто сидеть здесь и ничего не делать весь день, поэтому я заполняю время круговыми тренировками. Диапазон упражнений, которые я могу выполнять, ограничен небольшим пространством, в котором я нахожусь, но, по крайней мере, тренировки не дают мне скучать и дают мне некоторое чувство цели. Хотя это также расстраивает, так как я не привыкла так быстро ощущать усталость мышц или заметное снижение выносливости.
Не думаю, что до сих пор я когда-либо по-настоящему осознавала, насколько я полагаюсь на свою волчицу. Я все еще физически сильна, но без возможности быстрого исцеления легко устаю. И моя сила просто… меньше. Это трудно объяснить, но я чувствую отсутствие своей волчицы в каждом аспекте своего существа.
Я больше никогда не буду принимать ее как должное. И знаете, что еще, как я теперь понимаю, я принимала как должное? Заколки для волос. Мои длинные пряди продолжают мешать мне тренироваться до такой степени, что я жалею, что не могу просто убрать их все. Мои волосы в чертовом беспорядке, и хотя я расчесывала свои локоны пальцами столько раз, что их не сосчитать, они безнадежно спутались. Когда я выберусь отсюда, я обязательно побалую себя маской для волос с глубоким кондиционированием и заколками для волос, сколько смогу достать.
С тяжелым вздохом переворачиваюсь на спину, закидываю руки за голову и начинаю делать хруст, каждый раз, сворачиваясь калачиком, поглядывая на поднос возле двери камеры. Мой сексуальный татуированный надзиратель принес еду раньше, но я решила нагулять аппетит, прежде чем баловаться. Хотя, если мне снова не сделали инъекцию аконита, то, возможно, они используют еду, чтобы ввести мне дозу…
Я сворачиваюсь калачиком, чтобы сесть, обдумывая эту возможность, покусывая нижнюю губу и пристально глядя на серый пластиковый поднос. Черт, а что, если я принимаю дозу, съедая эту еду? Я качаюсь вперед и подползаю к подносу, ставлю его себе на колени и сажусь, подогнув под себя ноги.
Если в еду добавили аконит, то все, что мне нужно сделать, это сузить круг ингредиентов и не употреблять его в пищу. С каждым приемом пищи мне предлагали все больше и больше еды, и хотя многое в ней менялось, одно оставалось неизменным с самого начала: пачка крекеров.
Если это есть в еде, то это должны быть крекеры.
У меня почти кружится голова от осознания этого, я цепляюсь за эту ниточку надежды, когда начинаю уничтожать все остальное на подносе. Мне нужны силы, поэтому я точно не могу объявить голодовку, но я могу оставить эти крекеры в покое, черт возьми. Мне дают достаточно другой пищи, чтобы я не теряла калорий.