Порочная месть

Салах Алайна

В наших отношениях с Кейном по-прежнему царит неопределенность. Он проводит в моей палате по нескольку часов каждый день, но о будущем мы так ни разу и не поговорили. Неизвестность мучительна, но я стану ни на чем настаивать или пытаться форсировать события. Мои карты перед Кейном как на ладони: он знает, что я люблю его и у нас будет ребенок, а становится ли нам семьей… не знаю, что он думает по этому поводу.

Сердце пускается вскачь, едва в дверях появляется знакомая фигура в идеально скроенном костюме. Кейн приходит ко мне каждый день, и всякий раз при виде него у меня перехватывает дыхание.

Я даже мысленно подтруниваю над собой, говоря, что не пристало будущей матери вести себя как восторженная выпускница школы, однако, ничего изменить не могу. Каждый раз когда ловлю восхищенные взгляды медсестер, провожающих Кейна глазами, испытываю неподобающую радость от того, что этот мужчина приходит ко мне, сидит рядом со мной, слушает меня, что на несколько часов он только мой. Моя любовь в нему тянется сквозь годы, но за это время на нее не легло ни пылинки. Это чувство по-прежнему свежо и первозданно как и в тот день, когда я впервые его увидела.

Кейн опускается на кровать рядом со мной, задевая коленом мое бедро, и указывает взглядом на стоящую на полу небольшую сумку.

— Уже собралась?

— Я чувствую себя хорошо и задерживаться дальше не имеет смысла.

Повисает короткая пауза, и я решаю прервать традицию отвлеченных разговоров и заглядываю Кейну в глаза.

— Я ведь так и не поблагодарила тебя за все. За то, что приехал в ту ночь, за эту прекрасную палату и за то, что взял все расходы на себя. Ты спас меня… нас с малышом. Снова. — Наверное, потому что я говорю от всей души, в носу знакомо щиплет, а в уголках глаз зудит влага.

— Не нужно меня за это благодарить, Эрика, — Кейн выглядит спокойным, однако, я все же могу уловить в его голосе нотки недовольства. Возможно, ему не нравится, что я думаю, что он мог поступить по-другому, а возможно, ему просто не умеет принимать благодарность.

— Было бы как минимум не вежливо с моей стороны не сказать тебе об этом.

В приоткрывшейся двери показывается лицо девушки из кабинета УЗИ, что означает, что пора идти.

— Ну что, мистер Колдфилд, за нами пришли, — говорю с наигранной веселостью, пока волнение с новыми силами начинает бурлить в крови.— Готов увидеть нашу дочь?

— Почему ты думаешь, что это девочка? — от того, с какой серьезностью Кейн на меня смотрит, моя бравада меркнет, а сердце по-новому, трепетно и горячо сжимается.

— Наверное, потому что мама как-то сказала, что дочь согревает отцовское сердце.

— Считаешь, что у меня холодное сердце, Эрика?

Я вновь оглядываю лицо человека, который сделал для меня так много, как никто другой, и не удерживаюсь от того, чтобы погладить его по руке.

— Нет, Кейн, я совсем так не считаю.

— Готовы? — голос доктора Монро разрывает повисшее молчание, и я быстро убираю руку, впитавшее тепло его кожи. — специалист УЗИ вас ждет.

Понятия не имею, что будущие отцы чувствуют, когда видят на экране своих детей, и, сейчас, лежа на кушетке, жадно слежу за реакцией Кейна, пока врач плавно водит мне по животу датчиком.

Если он и взволнован увиденным, то ничем себя не выдает: лицо спокойно, глаза сосредоточенно скользят по экрану.

— Сейчас ваш ребенок размером примерно с персик, — поясняет врач, указывая латексным пальцем в экран.— Вот это ножки, а здесь голова.

— У него больше нет проблем с сердцебиением?

— Нет, частота сердечных сокращений пришла в норму и составляет…, — женщина несколько раз бьет по кнопкам, оглашая кабинет бешеным барабанным звуком. — сто шестьдесят ударов в минуту.

— Это норма? — Кейн слегка поднимает брови, выглядя удивленным. — Почему так много?

— Организм ребенка только формируется, а потому показатели далеки от привычных человеческих. Это совершенно нормально.

— Сейчас возможно определить пол?

— Репродуктивные органы ребенка на таком сроке только формируются, а потому я не берусь сказать точно.

Кейн продолжает задавать вопросы, самые разные, и которые, как я подозреваю, совсем не интересуют других отцов: точный размер плода, каким образом он соединен с маткой и даже модель аппарата ультразвукового исследования.

А я смотрю на плавающее изображение на экране и сквозь влажную пелену перед глазами не могу перестать улыбаться. Кейну интересен его ребенок. Он знакомится с ним по своему, без трясущихся рук и дрожащего голоса, своим способом складывая в голове новый опыт. И сейчас я его спокойствию очень рада, потому что эмоции настолько захлестывают меня, что я в буквальном смысле ни слова не могу понять из того, что говорит врач.

Медсестра вывозит меня из кабинета УЗИ в кресле-каталке, в которой я перемещаюсь все это время, так как в ближайший месяц мне не рекомендовано много двигаться. У меня в руках две первые фотографии нашего ребенка: одна для меня, а вторую я попросила сделать для Кейна. Не уверена, что его сентиментальности хватит на то, чтобы носить ее бумажнике, но я хочу, чтобы она у него была.

После короткого разговора с доктором Монро, которая вручила мне длинный список рекомендаций, мы возвращаемся в палату. Кейн поднимает мою сумку и, потеснив медсестру, сам везет меня к лифту. Я оборачиваюсь, провожая глазами мир, который больше двух недель служил для меня защитным вакуумом, заранее зная, что минут через десять окунусь в реальность. Вот только не знаю, какой она будет.

Кейн не спеша подвозит меня к знакомому черному седану, из-за руля которого выходит Руперт и безмолвно забирает сумку, чтобы уложить в багажник.

— Готова ехать? — немного щурясь от солнца, Кейн смотрит на меня сверху.

— Ты отвезешь меня в нашу квартиру с Кристин? — стараюсь звучать спокойно. Меньше, чем через шесть месяцев я стану мамой самого замечательного ребенка, а остальное я как-нибудь решу.

— Нет, Эрика, мы поедем домой.

В горле стынет спазм от того, что я действительно это слышу. Он хочет, чтобы я поехала с ним.

—А где мой дом, Кейн? — шепчу, опуская глаза на подрагивающие пальцы.