Порочное полнолуние
Шрифт:
— Ты чего?
— Бесит.
— Держи, милая, — Герман вытирает свой нож и протягивает мне.
— Дед, ты охренел? — Крис с возмущением глядит на ехидного старика, и отшатывается в сторону, когда я хладнокровно запускаю в жирных разводах оружие.
— Ты плохо знаешь женщин, дорогой. Хочешь подкатить яйца, дай ей выпустить пар. Мамка вас вообще ничему не учила.
— Мамка учила, что женщина должна быть покорной… — шипит Ида.
— Пошла в пешее эротическое, высокомерная ты дрянь! — вскакиваю и сжимаю кулаки. — Воспитала
— Сука мелкая! — Ида швыряет в меня пустой бокал, и он разбивается с мелодичным звоном на осколки. — Будешь меня поучать? Да я тебе…
И меня несет в дали ненависти и громких оскорблений. С гневливыми криками кидаю все, что попадается под руку в братьев и их истерично верещащую мать, которая тоже не остается в долгу. В меня летят тарелки, куски мяса, фрукты и даже бутылка.
Мама порывается меня одернуть и успокоить, но вмешивается Герман и качает головой. Отец встает и увлекает ее к окну, чтобы ни один из снарядов рассвирепевшей Иды не попал ненароком в нее:
— Отойдем.
— Лучше бы вы мне помогли! — рявкаю я и через стол к Эдвину летит пустая половинка.
— Я же тебя не крал, — он подскакивает и уворачивается. — Полли!
— Но отымел под шумок! И когтищами своими исполосовал!
— Да я тебе за него патлы повыдираю! — Ида отбрасывает стул и обходит стол, стискивая вилку.
— Ма, не надо за меня заступаться, — зло отзывается Эдвин
— Кажется, кого-то тут любят больше остальных? — со смехом хватаю солонку. — Ну, давай, сука!
Герман покачивается на стуле. Вскинув брови, наблюдает за нами, и не вмешивается. Вряд ли я нанесу серьезные увечья его дочери солонкой, но не с ногой же фазана на нее кидаться.
— Да я в жизни не одобрю тебя в жены моим мальчикам! — Ида кривится и надвигается на меня. — Ты же им жизни испортила!
— Да будто им не насрать на твое одобрение, — перекидываю солонку в другую ладонь. — Кто еще кому жизнь испортил!
Ида бледнеет, ее лицо вытягивается и меня пробирает смехом от комичности ситуации. С хохотом роняю солонку. Как мне поможет перебранка с Идой? И вряд ли кому-то из нас позволят серьезно побороться: Крис, Чад и Эдвин напряжены и готовы в любой момент разнять двух истеричек, если они вздумают перевести ссору в драку.
Губы Иды вздрагивают, и она, разразившись хохотом, опирается рукой о спинку стула. Гогочем с ней безумными кобылами, а присутствующие растерянно переглядываются и не знают, как реагировать. Лишь Герман с мудростью старца пьет вино и наслаждается вечером.
— Все, я спать, — утираю выступившие слезы и шагаю к выходу. — С меня на сегодня хватит.
Глава 32. Спокойной ночи
Разлепив глаза, тру веки и смахиваю со лба локон. За задернутым пологом балдахина стоят три красавца. Не надо быть оборотнем, чтобы учуять и услышать их тяжелое и синхронное
— Проваливайте.
— Мы пришли пожелать тебе спокойной ночи, — шепотом оправдывается Эдвин.
— А еще проверить не вздернулась ли ты ту ненароком, — хрипло отзывается Чад.
— Как можно ненароком вздернуться? — недоуменно интересуюсь я.
— Дельное замечание, — глухо отвечает Крис, — но это не отменяет твоей отвратительной истерики за ужином.
— Пошли прочь, — сажусь и выглядываю из-за полога.
Замолкаю. Они заявились ко мне голыми, и стоят, хвастаются задорными и эрегированными членами. Глаза горят в темноте, лица обманчиво беспечные.
— Вышли! — рявкаю я, чувствую, как к щекам приливает кровь смущения.
— А мы тебе мешаем? — Чад удивленно приподнимает брови. — Спи, Полли. В чем проблема?
— А ты как думаешь? — едва сдерживаю гнев.
Контролировать в себе волчицу тяжело. Если метнусь во вспышке злобы в шкуру суки, то напитаюсь ее восторгом и влюбленностью, и ждет меня незавидная участь быть отлюбленной тремя самцами.
— Я думаю, что мы не мешаем, — Чад клонит голову набок, изучающе разглядывая мое лицо.
— Полли, давай дружить, — проникновенно шепчет Эдвин.
— Нет! — задергиваю полог и ныряю с головой под одеяло.
Пусть стоят себе. Мне нет до них дела. Ни стыда, ни совести. Разбудили, и сна теперь ни в одном глазу.
— Вам нужно извиниться, — едва слышно говорит Эдвин.
— С хрена ли? — фыркает Чад.
— Вы ее украли.
— Мы ее спасли от маньячилы-очкарика, — шипит Крис. — Она должна быть нам благодарна. Сейчас бы не под одеялом лежала, а в могиле. Или искалеченная доживала век.
— Вам, что, сложно? — сердито цедит Эдвин. — Язык сломается?
Полог отодвигается, и раздается шепот Чада:
— Полли, мне очень жаль, что мы тебя украли и не раз довели до громких оргазмов.
Выныриваю из-под одеяла, хватаю его за патлы и дергаю на себя:
— Мы же с тобой, мурло, поспорили. И чего ты ко мне сейчас лезешь?
— А напомни, на что мы с тобой спорили?
Я замираю и хлопаю ресницами. А ставки не было. И в чем тогда смысл нашего пари?
— Может, ну его, этот спор? — Чад улыбается. — Мы капитулируем и признаем твою победу. Мы говнюки, а ты принцесса. Наша принцесса.
Вибрирующие нежностью слова Чада отзываются в груди трепетом, а между ног жаром. Выпускаю его волосы из пальцев, толкаю в грудь и откатываюсь к краю кровати, но подлец учуял мое возбуждение. Хватает за бедра и с рыком подтаскивает к себе.
— Вот же гад!
Пинаю Чада, и он ловит меня за лодыжки. Затем рывком поднимает и разводит ноги. Я вскидываюсь на матрасе и вздрагиваю, когда бородатый и патлатый подлец нежно целует щиколотку, глядя мне в глаза.
— Что ты делаешь? — сдавленно спрашиваю я, когда он спускается чуть ниже.