Порочные желания
Шрифт:
– Прям как леди! – ухмыльнулся он – Для вас, и диванчик кожаный и прислуга, которая накормит.
– Ложитесь, ложитесь и ножки раздвигайте. Сейчас мы их кормить будем
Но мы не подчинились и мальчишки уложили нас, задрав юбчонки и раздвигая ноги.
Лизка опять стала брыкаться и визжать, но не сильно, а так, чтобы не подумали чего, и кто-нибудь, случайно, не услышал.
А я только взвизгнула.
Квазимода опять замахнулся на Лизку – Ой-ой-ой мамочки! – заверещала Лизка
– Да она
– Ого?! А это что?! – Квазимода пялился на мою змейку.
– Будет ползать по её ногам, как живая, когда она пойдёт. Я где-то в кино видел такие тату – и опять Утюг поразил всех.
– А ну-ка, пройдись! – Квазимода вздёрнул меня, поставив на ноги и подтолкнул
– Юбчонку задери! – хмыкнул он – Не прикидывайся
Я продефилировала перед ними, завернув юбочку.
У мальчишек округлились глазёнки – Ниххуясе! – восторженно и с присвистом выдохнул Урка и передёрнулся – Бррр! Как живая!
– Ну всё! Лягайт! Тарзан, Урка, угостите там!
Меня подтолкнули к лежаку, уложили, задрали мою юбочку и раздвинули ножки.
Урка открыл банку с квашеной прокисшей капустой и – Ффууу! – он отворотился и замахал рукой перед носом – Бляаадь! Какая вонища!
На запах налетели жирные сине-зелёные мухи и закружились над банкой. Урка замахал руками, но мухи были совершенно непуганые. Тогда Урка запустил руку в банку, и зачерпнув в горсть капусты, швырнул в сторону.
Мушиный рой, жужжа и сталкиваясь лбами, спикировал на капусту.
Урка зачерпнул ещё и …
Я почувствовала его пальцы, раздвигающие губки, увидела расширяющиеся зрачки и высунутый кончик языка.
Он погрузил свою пятерню в мою вагину, и по промежности потекло. А потом, аккуратно, пальчиками пропихнул капусту во влагалище. Сначала я ничего не ощущала, но когда он проделывал это в четвёртый раз, утрамбовывая капусту в пизде, мне показалось, что я превращаюсь в колбасу!
А Лизкину пиздень (!) удалось заполнить, только запихав в неё семь горстей капусты!
Лизке казалось, что у неё не влагалище, а капроновый чулок: в пизду запихивали одну горсть капусты за другой, а ей всё было мало, и мало, и мало. Сок, сочившийся из пизды, холодил и, струясь по ляжкам, капал на землю.
Мухи, высосав сок из капусты на земле, ползали в поисках ещё одной кучки, и учуяв запах, взлетали, жужжа как бомбовозы, и пикировали на лужицы под попками девушек.
Меня передёрнуло – Бррр! – а Лизка визгнула, чувствуя, ползающих по её ляжкам и промежности, мух.
У Урки загорелись глаза, он раздвинул Лизкину пиздень, и в образовавшуюся половую щель, поползли мухи!
Урка резко сдвинул губки и прислушался, улыбаясь.
В зависшей тишине, даже Лизка затихла.
Отчаянное жужжание, попавших в ловушку мух, услышали все!
Урка раздвинул губки, и ошалевшие, окосевшие и ослепшие от яркого света мухи, стали вываливаться из Лизкиной пизды!
Оставив Лизку, истекающую соком квашеной капусты, он раздвинул мои губки, и когда назойливые и глупые мухи полезли, отталкивая друг друга, в половую щель, резко сдвинул их!
Но манёвр оказался неудачным: или мои губки были слишком скользкие, или слишком маленькие, в общем, двух мух он зажал между губок и они, отчаянно трепыхаясь и вереща, как резаные, стали, изо всех мухуйных сил, выкарабкиваться.
Оооо!
Это было и мучительно, и приятно одновременно: с одной стороны, я, брррр, представляя, как они там трепыхаются, вся (!) покрылась пупырышками и мне казалось, что противные мухуи ползают у меня в животе, но их трепыхания и крылышками, и лапками, и постепенное продвижение к свободе, было, скажем так, щекотно (!), и от вульвы, удушливой волной, плеснуло к груди сладострастием. И когда мухуи вырвались из западни, и обиженно жужжа и барражируя, улетели, Урка раздвинул мои губки, и из пизды вывалилась задохнувшаяся муха, с слипшимися, не то от сока капусты, не то от моего сока, крылышками.
Передохнули?! Думаете это всё? Ага, как бы не так! Наши мытарства, а может и не мытарства, только начинались.
– Давай хлеб! – приказал Урка, Тарзану.
– А чё это ты командуешь? И для чего он тебе?
– Щас узнаешь! – Урка стал выгребать капусту из Лизкиной пиздищи, шуруя в ней своей шаловливой ручонкой
– Эй ты там! Полегче ручонками! Не в своей жопе ковыряешься! – выкрикнула Лизка и дёрнулась, сдерживаясь, чтобы не заржать: было очень щекотно.
Урка вздрогнул и стал действовать осторожнее.
В эту минуту, из-за угла пятиэтажки, выбежали местные подростки с футбольным мячом, но увидев наших, примолкли и перешли на шаг.
– Тээк! – Квазимода обошёл мусорку и ткнул пальцем в мальчишку, которому, на вид, было не больше тринадцати – Шкет, а ну ка, марш домой к мамке! Мультики иди смотри!
Шкет послушно развернулся и пошёл назад.
Это ж надо? Квазимода, оказывается, чтил кодекс и не хотел, чтобы подрастающее поколение совращалось непристойностью, творящейся за кучей!
Видимо, с местными, наши были знакомы: Квазимода, скользнув по оставшимся глазом, хмыкнул и мотнул головой, словно бы приглашая.
И теперь на нас с Лизкой, растележившихся на рваном кожаном лежаке, пялились уже девять с половиной пар глазёнок, горящих похотливым любопытством.
Под Лизкиной попой оказалась такая куча капусты, что у вновь прибывших округлились глаза.
Из меня Урка выгребал уже осторожно, но, всё равно, было очень щекотно и я, не сдержавшись, хохотнула и поёрзала попой.