Порочный сексуальный татуировщик
Шрифт:
Он протянул ей угощение.
— Спасибо, — поблагодарила она, на этот раз с искренним удовольствием от такого продуманного жеста.
Он выбросил держатель для стаканов в мусорное ведро и сделал глоток крепкого кофе.
— Как прошло свидание с Блейком? — Видите, он мог совершенно цивилизованно отнестись к ситуации.
— Эм… хорошо, — ответила Катрина слишком неопределенно и не смотря ему в глаза.
Какого хрена означает «хорошо»? Мейсон не настаивал. Не стал бы. Но, черт возьми, ему хотелось. Сильно. Поэтому вместо этого он сказал: «Рад, что ты хорошо провела время», а затем
Когда он небрежно оглянулся к стойке, то заметил, что Катрина хмуро наблюдает за ним, откусывая пирожное. Очевидно, она не ожидала от него разумных действий, и даже Мейсону пришлось признать, что он впечатлен собой, потому что ему потребовалась каждая капля контроля, которым он обладал, чтобы не унести ее в свой кабинет и не пометить печатью собственности, как только умел лишь он.
К черту дорогие розы. Мейсон стремился к тому, чтобы заявить о своих правах более запоминающимся способом. Знала ли Катрина об этом или нет, но она принадлежала ему. И он сделает все, что в его силах, чтобы доказать это.
Глава 10
Катрина вошла в свою квартиру, положила сумочку и ключи на маленький столик у двери, а затем направилась в спальню, чтобы снять с себя платье и сапоги, в которых она была на работе. День был долгий и напряженный, и не помогало то, что каждый раз при взгляде на вазу с розами, стоящую на стойке администратора, она думала о предложенной Блейком работе. Без сомнения, именно это и являлось его намерением.
А еще не стоит забывать о Мейсоне и его странном поведении. Он прибыл в салон в приподнятом настроении, с ее любимым завтраком, и это походило на предложение мира, которое она приветствовала. И хотя он увидел цветы и очень любезно поинтересовался о ее свидании с Блейком, ей хотелось, чтобы он выказал хоть каплю ревности. Что угодно, чтобы дать ей какой-то знак, что он может испытывать к ней нечто большее, чем просто дружеские чувства.
— А если бы он это сделал, то что тогда? — пробормотала она себе, сев на кровать, расшнуровала сапоги и стянула их.
Мейсон не знал, что такое моногамия, а она была женщиной одного мужчины. Конец истории.
Сняв платье и бюстгальтер, она надела мягкую хлопчатобумажную майку и удобные шорты для сна, а затем пошла на кухню, чтобы приготовить что-нибудь на ужин. Открыв холодильник, она просмотрела скудное содержимое. Боже, по дороге домой ей следовало зайти в продуктовый. Или хотя бы взять что-нибудь на вынос.
— Ладно, значит, яичница, — сказала она себе, поскольку выбор был ограничен.
Едва она потянулась за коробкой яиц, как в дверь позвонили.
Она вернулась в прихожую, посмотрела в глазок и увидела по ту сторону Мейсона — это напомнило ту последнюю ночь в Вегасе, когда он пришел в ее номер. Воспоминание о том, что произошло, когда она впустила его, заставило ее предательское сердце затрепетать. Катрина понятия не имела, что он здесь делает и чего хочет, но не могла его проигнорировать. Он, должно быть, видел ее машину, припаркованную на своем обычном месте.
Когда она открыла дверь, ее встретил восхитительный аромат, исходящий от коробки с пиццей в его руке из их любимой пиццерии. В другой руке он держал бумажный пакет из продуктового
Пикантный запах заставил ее желудок заурчать, и он ухмыльнулся, даже когда явно рассматривал ее майку и шорты горячим взглядом, от которого у нее покалывали груди.
— Колбаса, грибы и оливки, — объявил он ее любимые ингредиенты для пиццы. — Надеюсь, ты еще не ужинала.
Мейсон не впервые заявлялся к ней домой без предупреждения и с едой, и это казалось… нормальным. Как в старые добрые времена, и она не смогла перед этим устоять, хотя и задавалась вопросом: почему он пришел после полутора недель напряженности между ними.
Отступив назад, она впустила его в квартиру, а затем направилась на кухню.
— Вообще-то, ты спас меня от унылой яичницы. Пицца пахнет потрясающе.
Он поставил картонную коробку на прилавок вместе с пакетом и начал доставать оттуда продукты.
— Рут бир, чтобы все запить, и мороженое «Бен и Джерри» с соленой карамелью к фильму, который я взял нам напрокат, — сказал он, ставя пинту мороженого в морозильную камеру.
Катрина откинулась на стойку, внезапно почувствовав… усталость. И растерянность. Ход событий походил на воспоминания о лучших моментах с Мейсоном: пицца, любимое мороженое и страшный фильм. Сюда всегда входили обнимашки на диване, потому что у нее были отношения любви/ненависти к триллерам, и она неизбежно цеплялась за Мейсона во время кровавых моментов или утыкалась лицом ему в шею.
Но все это было раньше, а теперь она не знала, что со всем этим делать. И с переменой в его поведении. Особенно после того, насколько напряженными были отношения между ними последние полторы недели.
— Мейсон, что ты здесь делаешь? — выпалила она.
Он поставил тарелки, которые только что достал из шкафа, на стойку, затем подошел к ней, и от собственнического блеска в его голубых глазах у нее участился пульс. Казалось, в этот момент все стало по-другому: его веселость сменилась чем-то гораздо более возбуждающим.
Подойдя к ней, он оперся руками по обе стороны от того места, где она стояла, и наклонился достаточно близко, чтобы их грудь соприкоснулась, заставляя Катрину дрожать, а ее соски почти болезненно затвердеть.
— Заявляю на тебя права, Китти-Кэт, — его слова звучали так же собственнически, как и грохочущий голос. — Вот, что я здесь делаю.
Ошеломленная его заявлением, она открыла рот, затем закрыла его. Она ожидала, что он скажет что-то вроде: «Я пришел, чтобы вернуть нашу прежнюю дружбу», а не то, что он планировал преследовать ее или заявлять на нее права. Хотя ее тело было готово позволить Мейсону отметить его так, как ему заблагорассудится, но сердце и разум отнеслись к его заявлению гораздо более практично.
— Я не хочу быть твоей приятельницей по траху, когда тебе это будет удобно. — Ей не понравился намек на сомнение, прокравшийся в ее голос, но она ничего не могла поделать со своими чувствами. — Или стать новой засечкой на твоем ремне.
— Я тоже этого не хочу. Клянусь. Я хочу тебя. Только тебя, — сказал он, положив руки ей на талию и прижавшись к ней бедрами. Он одарил ее очаровательной улыбкой, скрывавшей внезапный намек на нервозность в его взгляде. — И чтобы доказать это, я достану новый ремень с твоим именем, и я определенно хочу трахнуть тебя снова, но не как приятельницу по траху.