Порок сердца
Шрифт:
нашего фирменного винца — «Ностальгии».
— Ха, — сказал Эгор.
— Да-да, — сказал второй, — мы серьезно. Делать тебе все равно больше нечего. Никто,
кроме нас, с тобой в Эмомире общаться не будет. Ну, еще, может, Мания, но ты ее вроде отшил, она
уже плакалась нам.
— Ну-ка, ну-ка! Что вы про это знаете? — спросил Эгор, радуясь, что постепенно забывает о
позорном поединке.
— Все знаем, — сказал железнозубый, — ты изгой. Маргит пометила
теперь все куклы, что эмо-киды, что барбикены, бегут от тебя как от огня. У них знаешь какая
чуткая сенсорная система!
— Не знаю.
— То-то. Она у них, ни за что не догадаешься, в ресницах. Видал, какие длинные? Понял
теперь, почему Мания с тобой может дружить? У нее же соматическое зрение, как и у нас. Она уже
давно избавилась от этой сенсорной зависимости. Вырвала себе глаза вместе с ресницами, когда
перебежала к эмо-кидам. А иначе не смогла бы с ними жить — феромоновое табу. А ты думал,
почему барбикены эмо-кидов не переносят? Потому же, химическая несовместимость. А так и те и
другие — бабочки-недоделки, куколки ходячие! — сказал красноглазый.
— Опять куколки. Значит, Королева сказала правду и в них сидят имаго?
— Стопудияк.
— Но Мания сказала, что это всего лишь легенда.
— Эх, — вздохнул красноглазый, — для них — да, конечно, легенда. Люди вон тоже не особо
верят в ад. Я, например, считал, что это легенда… Пока сам там не оказался. Спасибо Маргит, что
вытащила.
— Да, слава Королеве, — сказал другой. — Мыто с Покойником хоть недолго там парились.
Кстати, может, познакомимся? — Он протянул Эгору лопату-ладонь и представился: — Тру-Пак.
— Рэпер, что ли, — пошутил Эгор, пытаясь взять реванш за поединок.
Красноглазый довольно забулькал. А Тру-Пак, не обидевшись, сказал:
— Да нет. Уличный боец.
— Вижу, — улыбнулся Эгор, глядя на голый череп.
— Давно это было, — сказал Тру-Пак.
— Покойник! — протянул руку второй.
— Хорошие у вас имена, — сказал Эгор, пожав гвардейцам руки, — говорящие.
— Точно, — сказал Тру-Пак. — А чего стесняться? Вся гвардия Маргит — покойники. В
жизни — беспокойники, теперь — успокойники. Такая судьба барабанщика…
— А ты кем был? — спросил уже совсем расслабившийся Эгор у новоиспеченного мертвого
друга.
— Сначала бандитом, а потом, не поверишь, — Покойник покачал черепом, — продюсером.
— Кем? — искренне удивился Эгор.
— Я же говорил, не поверишь, — сказал Покойник. — Ладно, братва, — сказал Тру-Пак, —
чего стоим-то, дверь открыта — пошли посидим.
И они вошли
них не отставать.
— Ну вот, отличное место, — сказал Тру-Пак.
Щелкнула, открываясь, «ZIPPO», и зажглись свечи, вставленные в подсвечники-черепа, на
огромном столе где-то в большом темном зале.
— Что-то я раньше этого стола здесь не видел, — сказал Эгор, усаживаясь на крепко сбитый
трехногий табурет.
— Братан, это наш стол. Зал большой, всего сразу не увидишь. Ну, за знакомство. —
Покойник выудил из-за пазухи большую зеленую бутыль и ловко влил себе вино прямо в торчащую
из воротника синюю трубку горла.
Эгор при свете свечей разглядывал новых друзей и отметил, что головы-черепа торчали прямо
из зарубцевавшейся вокруг позвоночника и трубок дыхательного горла и пищевода грубой
соединительной ткани, как будто кто-то макнул гвардейцев головой в серную кислоту и подержал,
пока череп не очистится.
— Что, нравимся? — спросил Тру-Пак.
— Красавцы, — сказал Эгор. — Я сам наполовину такой.
Он поднял челку.
— Знаем, — сказал Покойник, — поэтому и пьем с тобой. — Он передал ему бутылку. —
Глотни, не бойся. Чистая «Ностальгия» по веселым девяностым. Не какая-нибудь там дешевая
«Меланхолия» или бодяжный «Сплин».
— Я «Сплин» люблю, — не к месту ляпнул Эгор и скорее глотнул. Вино оказалось мягким и
обволакивающим. В девяностых он был ребенком и не на-шутку испугался, что сейчас впадет в
детство. — А ты правда работал продюсером? — спросил он у Покойника и передал бутылку Тру-
Паку.
— Ну да. Я всегда тяжелую музыку любил. Ну вот, заработал я бабла, нашел молодую
нюметаллическую банду и говорю им: «Вы, парни, рубите метал-кор, а я вам с клипами там,
альбомами помогу, ну то есть денег дам на раскрутку».
— Ну и как, раскрутил? Как банда-то называлась?
— Нет, не раскрутил. Попсовые они какие-то оказались. Я им говорю: «На фиг это радио, это
телевидение. Вы рубите, и все. Главное, чтоб приход ломовой на концертах». А они: «Да мы хотим
известности, денег всяких». Стали попсеть. Я говорю: «Клипы надо снимать страшные, чтоб там
трэш, кровища, бабы голые». А они каких-то модных клип-мейкеров стали выписывать. Раньше
пьяные на сцену выходили, удолбанные, в ноты не попадали, зато драйв, веселуха. А как продюсер
у них появился, то есть я, сразу играть научились, на сцене трезвые — скукотища. Еще мне говорят: