Порок
Шрифт:
– Да, кстати, чтобы вы знали… ваш милый собеседник Александр изначально не мог знать о моем плане в отношении Муртазиной и Рахимовой, – он узнал позже, когда Игорь уже сделал свое дело. Так что в моем окружении тоже есть люди, – Станиславский продолжал говорить полушутливым тоном.
– И что, я должен быть благодарен ему? – с насмешкой на лице ответил Евгений. – У меня последний вопрос, – Евгений выдернул свою кисть из рук Баумистрова-младшего.
– Больше нет времени, мне жаль, Евгений Андреевич, – Станиславский вплотную приблизился к нему.
– Смертник всегда
Станиславский отступил, опустил шприц:
– Хорошо, будь по-твоему.
– Мне любопытно, – начал медленно говорить Евгений, – я не могу поверить, что вся комбинация обошлась без человека в правоохранительных органах. Несмотря на то, что против вас нет никаких улик, все же нельзя было до конца быть уверенным, что все сложится для вас благополучно.
В этот момент в комнату вошел привратник, он подошел к Станиславскому и что-то опять шепнул ему.
– Сейчас сюда войдет человек, и вы получите ответ на ваш вопрос, – ответил Станиславский.
Дверь распахнулась.
– Привет, Жень, не ожидал тебя тут встретить.
Перед ним стоял Житомирский. Он поздоровался за руку только со Станиславским, остальным малозаметно кивнул.
– Живым? Теперь я понимаю, кто умыкнул вещественные улики, – со смешком ответил Евгений. – Я на самом деле поражен – кого-кого, а вас подозревать во всей этой истории у меня ни разу не возникло даже мысли.
– Ты способный малый. Я, кстати, был против того, чтобы вовлекать тебя в это дело. И ты помнишь, как я постоянно предупреждал тебя, чтобы ты держался подальше от всей этой своры. Но теперь поздно, – Александр Федорович укоризненно взглянул на Марка Ефимовича. – Я же просил сделать все до моего приезда.
Евгений, услышав последнюю реплику, громко засмеялся:
– У меня была одна девушка по имени Татьяна. Думаю, вы все о ней знаете, – он с недоверием взглянул на Воинова. – Я безумно любил ее, но что-то в наших отношениях пошло не так. Она стала избегать меня. Так вот, каждый раз при встрече со мной она кормила меня обещаниями, говорила, что ей надо подумать о нашем будущем, что у нее никого нет, что она верна мне и всякую прочую хрень. Но выяснилось, что на стороне она вела активную половую жизнь, а меня водила за нос, сосала из меня деньги, пока я ее не застал с одним молодым человеком. Но до того момента ей ничего не мешало смотреть на меня своими честными глазами и считать себя порядочной женщиной. Так, своего рода тихое б…во.
– Я понял тебя, – заерзал Житомирский.
– Вы из тех, кто берет взятки, а отойдя на два шага, тут же с воодушевлением кричит о честности и порядочности или вовсе загибает пальцы за патриотизм.
Евгений чувствовал легкость во всем: когда говорил, когда смотрел в глаза своим палачам, даже страх перед предстоящей казнью отступил, ушел в никуда. Что это? Ощущение полной свободы?! А таким свободным он никогда себя не ощущал. Но истинна ли свобода как предвестник смерти?
– Говори, говори, – злорадно приговаривал Житомирский, отвечая на обвинения своего подчиненного, – говори, тебе можно, перед смертью все можно, хе-хе… тебе все можно!
– Говорят, что перед смертью вся жизнь человека пролетает перед глазами.
– Да, это верно, хе-хе, – ответил ему его патрон.
– Но мне интересно, что у вас, Александр Федорович, пробежало перед глазами, когда вы увидели меня в компании ваших соучастников? – Евгений выпрямился.
– Ничего, мне еще далеко до смерти, – Александр Федорович злорадно заулыбался.
– Лукавите, Александр Федорович…
– И что же я, по-твоему, должен был увидеть?
– Жил-был на свете один полковник, все его считали слишком честным, так как на закате своей карьеры он многим отказывал в услугах, говорил, что «не может поступиться моралью». Хотя мало кто знал, что еще лет пять-десять тому назад он играл роль типичного «решалы», – за определенную мзду решал вопросы тем, кто попал в жернова правосудия. Но все же сгубила полковника жадность, и напоследок он купился на крупную взятку. Его взяли с поличным коллеги из отдела собственной безопасности. И знаете, что пробежало перед его глазами в момент задержания?
Житомирский промолчал, но Станиславский, слушавший с немалым интересом – он подзабыл о казни и не торопил Фаю, пришедшую за Евгением – спросил:
– И что же?
– Все эпизоды, когда с упорством крохобора полковник выжимал последнее с людей. Он испугался, что не только последний его аморальный поступок, но и все предыдущие эпизоды станут достоянием гласности. Этот страх и служил ему на какое-то время иммунитетом от последних искушений подзаработать.
– Ловко и тонко вы, Евгений Андреевич, рассказали о нашем друге – Александре Федоровиче.
– Попал в точку, – воскликнул Воинов.
У всех на лицах, кроме Фаи – в силу личностных обстоятельств она не понимала о чем идет речь – образовалась улыбка.
– Всем смешно! – полковник не мог оставить без внимания реакцию окружающих, он не любил шутить, а тем более – быть объектом насмешек. – Но скажи мне, Евгений, мне очень любопытно, что пробежало перед глазами твоей возлюбленной, когда ты ее застукал лично за фактом измены?
– Браво, мой друг, и вам не чужд дух импровизации, – Станиславский слегка похлопал в ладоши, окатив Житомирского оценивающим взглядом.
– То же, что и у вас – все сцены измен, морального надругательства над собственным достоинством.
– Нами движет не собственная совесть, а совесть окружающих нас людей, – вставил Воинов. Он посмотрел в глаза Евгения в надежде прочитать страх. Но взгляд бывшего следователя был непоколебим.
– Я думаю, что между нами все без обид? – спросил Воинов.
– Без обид? – Евгений возмутился.
– Вы получили заказчика, как мы и договаривались.
– Жанну?! – засмеялся Евгений. – Ты меня развел!