Порошок идеологии (сборник)
Шрифт:
– Здравствуй, Ферапонт Иванович! – сказал начальник благосклонно, – Подойди!..
Одним внимательным взглядом Ферапонт Иванович вобрал в себя всю обстановку. Он подошел и почтительно пожал руку вздрогнувшею начальства. Начальство отдернуло руку и топотом помянуло чёрта.
– Погорячились, Сигизмунд Павлович?.. – осторожно сказал Филькин. – Ручку ушибли?..
– Погорячишься, Ферапонт Иванович!.. – Сочувствие Филькина тронуло Потоцкого. – Такое дело, рассуди ты сам! В Серпухове приходит на станцию с накладной этот тип. Груз получать. Ящик. А ребятам нашим случилось заинтересоваться:
Филькин сочувственно кивнул. Он взглянул на арестанта. Тот стоял, весь поникнув, струйка яркой крови вилась по его губе и терялась в жидкой бородке;
– Документиков никаких не нашли? – спросил Филькин. – При обыске, может, или где?..
– Паспорт отобрали, – устало вздохнул начальник. – Андрей Акимов, рабочий. Живет в Серпухове, в общей спальне. Спальню обыскали – ничего… А в кармане нашли вот кусок бумажки, да пустой, ничего на нем нет.
Из ящика стола он вынул и протянул Филькину белый бумажный лоскут. Филькин повертел его около носа. Листок был немного измят, шершав наощупь. Огонек интереса зажегся в сыщицких серых глазах.
– В рассуждении чистых листков, – сказал Филькин, косясь на арестанта, – не так это просто бывает!.. Есть такие чернила, особые: высохнут – их и не видно! Листочек как будто бы пуст, а иногда нагреешь его шли намочишь, скажем…
Арестант неожиданно рванулся.
Необычайное волнение проявило его худое лицо. Он вырвался из рук жандармов и схватил лоскуток. В следующий момент смятая бумажка исчезла в его сомкнувшемся рту.
Жандармы остолбенели. Начальник сидел, откинувшись в кресло, вцепившись пальцами в стол и полуоткрыв изумленно рот. Арестованный быстро жевал бумажку. Филькин бросился вперед и схватил его за горло.
– Врешь, не пройдет!.. – крикнул Филькин. – Врешь, слыхали!.. Рот раскрой, рот, ну!..
Акимов задыхался. Его лицо налилось кровью. Он весь вздрагивал, силясь сглотнуть. Филькин нажал сильней. Арестант захрипел и раскрыл ослабевший рот.
Филькин всунул туда два пальца. После небольшого усилия извлек маленький комок, измазанный слюной и кровью. Арестант рванулся опять, но его уже схватили жандармы.
Тихо, стараясь не повредить, Ферапонт Иванович расправил на столе бумажку. Она была сильно смята, но цела. В местах, смоченных слюной, на ней проступили похожие на буквы знаки.
Водой, взятой из графина на столе, сыщик смочил всю ее поверхность. Он посмотрел бумажку на свет. Целые фразы слагались на ней из бледно обозначенных букв.
«Товарищ Андрей… – громогласно прочел Филькин. – Сейчас же по получении уничтожь этот ящик. Землю выбрось, доски разломай. Дело наладилось, начнем на той неделе. Тетя ничего не замечает. Николай».
Ферапонт Иванович замолчал. Начальник слушал с недоумением.
– Все? – спросил он.
– Все… – сказал Ферапонт Иванович. Его старое лицо светилось торжествующей улыбкой. Он опустил листок и передал через стол начальнику.
– Так… понимаю!.. – сказал нерешительно начальник. – На самом деле он не понимал ничего. – Это действительно так… Письмо – это ясно… Ну, ты будешь теперь говорить?..
– Ничего я не знаю, – сказал вдруг арестант. У него был хриплый и разбитый голос. Поникнув по-прежнему, он смотрел упорно в пол. На лице застыло каменное выражение.
– Ага, заговорил!.. – крикнул начальник. – Чего там не знаешь? Знаешь!.. Говори, какой Николай, какой ящик, какая тетя?.. Все равно все узнаем. Говори!..
Арестант равнодушно молчал.
– Ты опять?.. – удивленно сказал начальник и стал снимать с пальца кольцо. – Ты опять?.. Ну подожди, голубчик!..
Он снял перстень и положил на край мраморной чернильницы. Он встал с кресла. Арестант побледнел. Филькин наклонился над столом.
– Дозвольте доложить, – почтительным шёпотом сказал Филькин, – не стоит, Сигизмунд Павлович, ручки портить. Он толстокожий, мерзавец, ему что! А здесь и так дело ясно. Если прикажете, злоумышленника этого отправить можно!..
– Отправить?.. – сказал удивленно начальник. – А как же допрос?.. Ну, да, впрочем, хорошо!.. Эй, вы, уведите его!.. Пошли…
Он устал возиться с этим делом. Он решил положиться на филькинский опыт. Жандармы вышли. Они остались вдвоем.
– Ну?.. – нетерпеливо подогнал начальник. – Говори!..
– О чем, собственно?.. – мягко поинтересовался Филькин. – Неясность есть какая?..
– Какая неясность?.. – начальник махнул рукой. – Ты, брат, скажи, какая здесь ясность?.. Все письмо это какой-то вздор! Ну, при чем здесь тетя?..
– Тетя – это мы, – пояснил с готовностью Филькин. – Воры так на своем языке – жаргоне, скажем, – полицию называют. Вот он и взял оттуда словечко это…
– Он?.. Кто это он?.. – нахмурился начальник.
– Он – это кто записочку написал! – Филькин говорил явно покровительственным тоном. – Злоумышленник, к примеру… а точнее – социал-демократ Шведов. Кличка – «Николай».
– Шведов?.. – соображал начальник. – Какой Шведов? Николай? Постой, постой… да ведь он в Сибири!..
– Был… – с подчеркнутой неторопливостью возразил сыщик. – Теперь здесь, четыре месяца как бежал из Сибири. Здесь он орудует, Сигизмунд Павлыч! Ныне утром его на улице встретил. Он же и ящик этот отправлял.
– Предположим… – снова нахмурился начальник. – Предположим, ящик отправил он. Но самый ящик, земля!.. В чем смысл?.. Зачем посылать, если уничтожить?..
– А в этом главный умысел и есть! – Филькин потер костлявые ладони. – Это, к примеру, раскрыть и нужно. Серьезное это дело выходит. Имею, Сигизмунд Павлович, план!..
– Ну?.. – насторожился начальник.
– Карточка упомянутого «Николая» у нас в архиве есть. С мизерным различием, то-есть… Сейчас он в рыжих усах, а там – бритый… Ну, да это пустячок… Отпечатать эту карточку нужно и всем филерам раздать. И пустить филеров по городу того Николая филить. А обнаружат – не трогать его, не хватать, а вызвать меня. Я же сейчас на вокзал и выясню отравителя груза. Прикажите, Сигизмунд Павлович?..