Порою блажь великая
Шрифт:
— Так уразумели?
Может, дело в обстановке: разве тогда, прежде, в глухом лесу не ухитрялся он справляться с этими уродами?
Дрэгер немного отпил из стакана и отставил его в сторону.
— Я понимаю проблему с погодой, Флойд; прости, если создается впечатление, будто я абсолютно ничего не делаю; я понимаю, что тебя, выражаясь фигурально, загнали в угол… но, когда я говорю «ждать», я подразумеваю лишь воздерживаться от действий, которые только распалят упрямство мистера Стэмпера.
— Воздерживаться — доколе? До весны? Лета?
— До тех пор, пока мы не найдем способ объяснить ему, как его
— У Хэнка Стэмпера друзей нет, — пробормотал Ивенрайт. Затем, постаравшись припомнить свои прежние бригадирские замашки, презрительно бросил: — Хотите сказать, у вас даже плана никакого не имеется, как распрямить эту загогулину?
— Не совсем план, — ответил Дрэгер. — Пока нет, во всяком случае.
— Ничего, кроме «ждать», а? Так? Просто ждать?
Дрэгер что-то выводил ручкой на подставке, погруженный в свои думы.
— Пока — да, — ответил он.
— Что ж, отличное подспорье. Будто мы бы сами ждать не сумели, без помощи выпускника колледжа, который отхватывает по десять штук в год от наших кровных… Как вам это нравится? — Дрэгер и ухом не повел, и Ивенрайт продолжал: — Ладно, если вам плевать, мы с ребятами сами возьмем в руки плетки и заставим этого жеребчика повернуть оглобли в сторону общества. А вы — ждите.
Дрэгер отвлекся от подставки:
— Прошу прощения?
— Я сказал, что мы с парнями пойдем и зарамсим проблему. Просто и плоско. По-свойски, по-простому, по-тупому.
— А именно?
— Ну, для начала — пикет. Лиха беда…
— По закону вы не имеете…
— К черту закон! — перебил Ивенрайт, моментально утратив сдержанность. — Думаете, Хэнк Стэмпер копов вызовет? Или кто-то приедет, если да? А? — Вновь вздымалась в нем досада, но на сей раз он закрыл глаза и глубоко вдохнул, подавляя вспышку гнева. Не стоит давать этому сукину сыну знать, что творится под шкурой. — Поэтому мы… да, прямо завтра и начнем… с пикета. — Не стоит вести себя как варвар какой… он покажет им, что Флойд Ивенрайт, ей-богу, тоже умеет быть холодным и бесстрастным, не хуже любого другого ублюдка! — Ну а там поглядим…
Дрэгер секунду смотрел на него с этой своей грустной улыбкой, потом покачал головой:
— Очевидно, мне нечего сказать, чтобы…
— Чтобы заставить меня еще потянуть резину? Нет. — Он, в свою очередь, тряхнул головой, спокойный и самодостаточный, как полубог. — Думаю, нечего. — Да, черт возьми, самообладание похлеще, чем у всех у них… разве только в горле першит немного. Простыл небось на этой сраной прогулке. Дьявол!
— Полагаете, — осведомился Дрэгер, — добьетесь чего-то большего, помимо… э… потворствования своим естественным брутальным позывам?
Ивенрайт прочистил глотку.
— Я реально думаю… — начал он уведомлять сукина сына — с полнейшим самоуважением и самообладанием, — о чем он реально думает, но тотчас обнаружил, что затрудняется вспомнить: «брутальный» — это что-то подленькое и вероломное, из истории, или же, напротив, крупное и весомое. — …Думаю, что… — и какого черта лысого значит «потворствовать»? — …Что… эээ… с учетом обстоятельств…
И все же он сохранил спокойствие, не поддался панике. Закрыл глаза, глубоко вдохнул и готов был испустить такой выдох, который уж точно покажет всем заинтересованным, какое отвращение вызывает
Потому что хуже нет, чем чихать в помещении. С детства Ивенрайт славился чихом такой громкости, что на кварталы вокруг оборачивались изумленные головы. Но более того — помимо и превыше акустической мощи — его чихи несли смысловую нагрузку, четкую и однозначную: он словно бросал все свои дела и восклицал — во все горло — кхе… кхе… к хеРАМ! В лесах это громогласное заявление служило поводом для шуточек и веселья, и даже некоторой тайной гордости. В лесах. Но в иных местах номер аплодисментами не встречали. В церкви или на собрании, чувствуя приближение чиха, он непременно разрывался надвое: то ли спустить пары в надежде, что окружающие не расслышат или простят послание — то ли запечатать во рту. Конечно, каждый метод имел недостатки. Иначе не бывает. Но сейчас получился компромиссный вариант, обремененный недостатками обоих: ему удалось запереть за дрожащими губами первые два фрагмента, но финальная часть «К ХЕРАМ» грохнула ясно и звонко, в облаке слюны, оросившей весь стол.
Тедди, возвращаясь за стойку, остановился, чтоб посмотреть, как поведет себя Дрэгер. Тот глянул на Ивенрайта, будто переспрашивая, потом убрал ручку в карман, взял со стола салфетку и тщательно вытер рукав пиджака.
— Конечно, — заметил Дрэгер приятельски, — сколько людей — столько мнений, Флойд, — будто ничего такого особенного не произошло.
Тедди кивнул, впечатленный, и продолжил свой путь — Что же знает он такого, что так возвышает его над прочими? — а Ивенрайт, потирая слезящиеся глаза костяшками, сокрушался, что сейчас он, черт побери, не дома, где не душит мокрая одежда, а чихать можно всласть и вволю.
— И послушай, Флойд, — Дрэгер отложил салфетку и ободрительно кивнул Ивенрайту, — надеюсь, ты понимаешь, что я искренне желаю тебе и «ребятам» преуспеть в вашей штурмовой методике. Поскольку, откровенно говоря, ничего бы я так не хотел, как поскорее развязаться с этим делом и вернуться на юг. Видишь ли, — исповедовался он доверительно-издевательским шепотом, — здесь меня мучает грибок. Но, э, поскольку я уже заплатил в отеле на неделю вперед, и на случай, если ваш поход окажется не вполне успешным, думаю, я поживу здесь… Тебя это устраивает?
Ивенрайт кивнул.
— Вполне, — ответил он покладисто, и не мечтая даже снова напустить на себя мрачную решимость. С этим злосчастным чихом из Ивенрайта, казалось, вышел последний боевой дух. Его глаза слезились, и теперь уж он точно чувствовал, как вызревает в нем простуда, в глубине легких, словно пробуждающийся вулкан. Он мечтал лишь оказаться дома, завалиться в горячую ванну, да побольше эвкалиптовых таблеток в воду накидать. Вот и все. И хватит склок на сегодня… — Да, вполне устраивает, Дрэгер. И если, как ты говоришь, наш метод не сработает, мы завяжем и обратимся за помощью к тебе. — …Главное — дождись этого завтра, когда раж-кураж вернется в тушку; и там уж он покажет всем козлам!