Порою блажь великая
Шрифт:
— Вечер добрый, парни, — Дрэгер поприветствовал самый большой стол и собравшихся за ним горожан. — Похоже, погода у нас разыгралась. Четыре дюйма на настоящий момент, как пишут в газете…
— Да где они берут свои данные? — возмутился Ивенрайт. — Пусть засунут себе эти свои «четыре дюйма»!
Перед тем как ответить, Дрэгер повесил плащ и шляпу, тщательно отряхнул брюки от дождевых капелек.
— Берут — В Метеорологическом Бюро Соединенных Штатов, Флойд, — объяснил он, одарив Ивенрайта проницательной улыбкой. Он ушлый, этот Дрэгер. И явно умный. Это определенно ставит его особняком. Может, и бесстрашный тоже… — А почему вы спрашиваете, Флойд? Вы что, больше четырех дюймов намерили?… — но не только, не только.
— Э… — проворчал Ивенрайт в ответ и хмуро подернул плечами. Он все еще страдал похмельем.
— Конечно, нет. Я просто пошутил.
Что-то отличает его не только от прочих этих безмозглых придурков, но и от меня, и от Хэнка Стэмпера.
— И впрямь казалось, что больше четырех дюймов, — заявил Главный по Недвижимости Хотвайр. — Знаешь, как бы я это диагностировал, Флойд? Знаешь? Это шоковый эффект — вот в чем дело. Солнечные дни, отличная погода вплоть до самого ноября — она была как снотворное, понимаешь? И вдруг — хляби разверзлись и обрушились на нас. — Он откинулся назад, и из его горла полился непринужденный, любезный, истинно ротарианский [69] смех. — Вот мы и забегали, как цыпленок с отрубленной головой… Хо-хо-хо. — Этот выверенный смех призван был согреть, разгладить морщины в самых продрогших и промокших сердцах; и, быть может, вдохнуть чуть больше смелости в вопросах приобретения земли. — Вот и объяснение. И нет причин для беспокойства. А мы все бегали и сами себя пугали, мол, небо рушится. Хо-хо-хо. — Все остальные тоже засмеялись и согласились с таким хитроумным объяснением: да, в этом-то все дело: эффект внезапности… потом смех прекратился, и Тедди увидел, как они вопрошающе поворотились к улыбающемуся Дрэгеру: — А вы как думаете, мистер Дрэгер?
69
«Ротари-клуб» — местное отделение «Ротари интернэшнл», общественной организации, объединяющей бизнесменов и высококвалифицированных работников и выступающей за сотрудничество и мир во всем мире.
— Я уверен, именно так все и обстоит, — заверил он. Тедди наблюдал. Они, прочие — боятся ночи, боятся той темени, что снаружи; я-то уж знаю…
— А я вот не уверен, — вдруг сказал Ивенрайт, глядя на руки Дрэгера на столе; они покоились одна на другой, ногти холеные, кожа гладкая, словно две роскошные породистые собаки на выставке. Посмотрел на свои руки — и они показались уродливыми и паршивыми, этакими дворняжками, облезлыми и красными от чесотки. — Нет, не согласный я! — но, дворняжки или нет, провалиться ему пропадом, если он станет прятать их под столом!
— Нет? Может, дадите объяснение получше, Флойд? — Я знаю, что прочие, эти зверушки, до смерти боятся сил тьмы; вот почему они покупают телевизоры, покупают «бьюики» с красными и зелеными лампочками, мигающими по всей панели… вот почему они толпами валят на мой неон. Как мотыльки — на свет, на огонь. Только б вырваться из мрака…
— Ага, Флойд, выкладывай, до чего дотумкал.
— Давай, Флойд…
От чудовищного мысленного усилия лицо Ивенрайта собралось в затейливый сплющенный лабиринт. У него было, черт возьми, объяснение получше — вот только как бы растолковать? Он всю ночь трудился над объяснением. И причина до хрена серьезней, чем эффект внезапности, и поводов для беспокойства — тоже до хрена и больше. Всю ночь напролет он старался разобраться в своих чувствах — когда приугасло видение Стэмпера, дубасящего этого крутожопого Ньютона; лежал полупьяный в полудреме, в своей угольно-черной спальне, пытаясь ухватить за хвост зловещую и неотступную тревогу, силясь разобрать за шумом дождя шепот чьих-то холодных губ, будто прильнувших к уху — о чем был сон? о чем только что прошептали эти губы? — и к полудню, когда он выкарабкался из постели, ему удалось расшифровать это слякотное предупреждение.
— Понимаете, — начал он, подбирая слова. — В этом дожде… и в этом общем расстройстве от него… тут куда больше, чем просто хоть какая угодно резкая перемена погоды. Для нас, для лесных
Силой заставил себя не глядеть на Дрэгера. Облизнул губы и продолжал:
— Для нас, ребята, этот дождь — что торнадо, что землетрясение. И пережить его так же непросто будет. — Не хотелось бы рассусоливать чересчур, но они, черт побери, должны понять… он должен понять! — Подумайте минутку — и поймете, о чем я. — Он должен уразуметь, что тут ему не обычные посиделки с трубкой во рту, как он привык, где можно сколько угодно царапать свой блокнот, как будто в этом долбаном мире все время — его. — И вы поймете, что я вам тут глаза пытаюсь раскрыть, покуда еще можно уцелеть.
Все приложились к выпивке, дабы подкрепить силы перед лицом некой угрозы, торчащей из мрачного заявления Ивенрайта: можно, значит, и не уцелеть? Да, все они бегут из тени на свет. Кто-то — резвее, кто-то — медленней… И вот, лишь Ивенрайт раскрыл рот, дабы увенчать свои логические построения, как хлопнула стеклянная дверь и вошел, будто нарочно подгадал, Лес Гиббонс. Принялся отряхивать одежду от дождя — и все обернулись полюбоваться его неуклюжим танцем. Ивенрайт недовольно заворчал, но Лес не понял намека: стоял, охлопывая себя по бедрам мокрой шляпой, и наслаждался всеобщим вниманием, которое привлек своим вторжением.
— Эта река, ребятежь, она что на дрожжах возбухла. Мамочки родные! Хушь из дому носу не кажи. Я бабе-то своей, значить, сказал, чтоб до завтрего утра не ждала, если так дело пойдёть. Так может, приютит меня кто, а? Если выбраться не сумею?
Сердитое лицо Ивенрайта вдруг просветлело: он увидел лекарство для своей прихромавшей риторики.
— Ты на колесах, Лес? По Мерному мосту проезжал?
— Вестимо, нет. Машина моя в сугубый отказ пошла, как малому шурину свому ее давал. Ухайдокал ее, паршивец. Об том я и толкую: хреново добирался. Звякнул вот Стэмперу, чтоб переправил — и знаете, что? Уж припотел, ожидаючи, когда они там откликнуться соизволят. А потом он свово этого Джо Бена замест себя послал, будто б и времечко свое жалко потратить на старого школьного друга.
Ивенрайт предпринял еще одну попытку:
— Но ведь прошлой ночью тебя кто-то подвозил через Мерный, Лес? Так почему б ему — уж не знаю, кому — и не позвонить?
— Да стремная затея, Флойд! Мое-то подворье вчистую замыло. Никогда такого не бывало, даж в сорок девятом. Потому и засумлевался я за кондицию дороги от моего пятачка до Мерного. Некогда водице впитаться было. Такой-то ливень после долгого такого вёдра…
— ИМЕННО! — Ивенрайт обрушил кулаки на стол с таким ожесточением, что Лес, отпрянув, уронил стул. — Это-то я и пытаюсь втемяшить вам, парни… именно так! — И теперь-то, ей-богу, вы получите лучшее объяснение. — Вы-то, наверно, не в курсе, мистер Дрэгер, но уж вы, ребята, не хуже моего знаете, каково это, когда проливной дождь валится на грунт, пересохший в камень! Каково это для трелевки, вообще для всего лесоповала. И если мы не оседлаем коней и не пришпорим… В смысле, надо что-то делать!
Он кивнул, предоставляя возможность осмыслить. Лес стоял, скрючившись в неудобной позе, обездвиженный ножками заваленного стула и страстностью Ивенрайта. Никогда еще он не видел Флойда в таком раже. И никто не видел. Они уставились на него в недоуменном молчании. Он снова напряг лицо, в той манере, в какой некоторые люди прочищают горло, и продолжил:
— Потому что это не просто дождь, парни… это — начало казни, — он встал, отошел от стола, потирая мясистый затылок. Оказавшись у стойки, обернулся: — Казни! Чертов нож гильотины, который перережет к чертовой матери каждую дорогу по эту сторону гор! Кто-нибудь желает поставить десять баксов на то, что гряда Костоломка все еще проходима после этой ночки? Кто-нибудь рискнет проехаться на своей тарантайке до Берегового лагеря или ручья Фини по Девятнадцатому отрогу? Говорю вам, квадратные ваши головы, — его собственная круглая голова поворачивалась от одного слушателя к другому, — и скажу снова: если мы не вернемся на эти склоны до конца этой недели! прямо на этой долбаной неделе, то стачка не стачка, пикеты не пикеты, а все едино: каждый понедельник этой гребаной зимы будете кататься в Юджин за пособием по безработице!