Порт-Артур (Том 2)
Шрифт:
Звонарев сухо поблагодарил его.
– Поскольку все здесь улажено, можно двигаться и домой, - стал собираться в обратный путь Рашевский.
– И мы с вами, - присоединились Борейко и Варя.
– Сергей Александрович, а здесь нельзя устроить перевязочный пункт, как у Авророва?
– спросила Варя.
– Отчего нельзя - можно. Но кто за это возьмется?
– Я...
– Тогда нельзя, - решительно ответил Рашевский.
– Это почему?
– вскинулась Варя.
– Я, то есть мы с Сергеем Владимировичем, оборудовали пункт номер два у Залитерной,
– Нельзя потому, что вы при каждом разрыве снаряда или бомбы будете бросать раненых и бежать разыскивать Сергея Владимировича, - ответил Рашевский.
– Он тоже будет беспокоиться о вас.
– Он обо мне и не думает! Если бы это было так - он не согласился бы пойти сюда на минную работу.
– А записку забыли?
– опросил Звонарев.
– Один раз в счет не идет...
Звонарев и Рязанов проводили гостей за мост и вернулись в каземат.
Мокриевича уже не было. Карамышеву было дано задание организовать вылазку, и он, пользуясь темнотой, пытался найти наиболее удобный путь для выхода с форта.
– Надеюсь, вы на меня не в претензии, Сергей Владимирович, за те небольшие шероховатости, которые сегодня имели место, - проговорил Рязанов, почувствовавший необыкновенное расположение к прапорщику после разговора с Рашевским.
Звонарев буркнул что-то неопределенное и откланялся. Он решил ночевать сегодня не в офицерском каземате, а в капонире, около места работ. Там он застал своих солдат за ужином. В бачке плавали несколько бобов и разваренная картошка.
– От такой еды никакой силы не может быть у человека. Бурда да в придачу китайская чумиза, - ворчал Блохин.
– Скорей бы попасть к себе на Залитерную!
– Ничего удивительного, если солдаты болеют от такой пищи, - проговорил прапорщик.
– Мы для себя займем этот каземат, Пусть он будет нашим, артиллерийским, решил после еды Блохин.
– А ну, пехтура, вались отсюда и забирай с собой всех своих вшей, - обернулся он к стрелкам, толпившимся вокруг.
– У тебя, что ль, их нет?
– обиделся один из стрелков.
– Есть, как не быть, да другого фасона - артиллерийского образца тысяча восемьсот семьдесят седьмого года.
– Что же, они не кусаются, что ли?
– Нас не трогают, а пехоцких загрызают до смерти, - зубоскалил Блохин.
Утомленные за день Звонарев и Блохин задремали на охапке гаоляна, брошенной на пол. Прапорщик вспомнил Варю, ее сегодняшнее неподдельное волнение и остро почувствовал, как прочно она уже вошла в его жизнь, эта славная, так привязавшаяся к нему девушка.
"Скорее бы кончилась война, тогда можно будет и попытать счастья в семейной жизни", - со вздохом подумал Звонарев, погружаясь в глубокий сон.
Около полуночи прапорщик проснулся от холода и пошел посмотреть, что делается на месте работ. Два сапера и два стрелка под руководством Лебедкина усердно рыли колодец, углубляя галерею, и в мешках выносили землю. В забитом конце туннеля чуть прослушивались стуки японцев, ведущих подкоп.
"Надо возможно скорее выяснить направление и характер их
– Пойдем, Сергей Владимирович, сами на разведку, - предложил Блохин, тоже очнувшийся от сна.
– Сейчас ночь, темно, постараемся пробраться к японцу в гости. Быть может, и узнаем кое-что.
Оставив Лебедкина за старшего, прапорщик вместе с Блохиным отправился к Рязанову. Капитан сидел за столом и пил водку. Перед ним стоял взволнованный Карамышев в испачканной землей шинели.
– Как хотите, Василий Петрович, а я больше туда не пойду. Японцы завели маленьких собак, очень чутких, которые сразу же начинают лаять, едва заслышат малейший шорох, и этим предупреждают о нашем приближении.
Звонарев сообщил о своем желании лично произвести разведку японских работ.
– Приветствую ваше намерение. Если вы руководите минными работами, вам и книги в руки. Не желаете ли выпить "русский флаг"?
Звонарев отказался, зато Карамышев с видимым наслаждением налил в стакан сначала водки, затем синий пипермент и сверху красный абрикотин. Не смешивающиеся между собой жидкости составили основные цвета русского флага, откуда и произошло название напитка.
Проглотив одним глотком стакан, поручик сразу побагровел.
– Может быть, вы теперь рискнете повторить вылазку вместе с прапорщиком?
– спросил Рязанов, усмехаясь в усы.
– Нет, сегодня я уже достаточно наигрался в жмурки со смертью. Отложим до завтра. Я немного прилягу.
– И через мгновение поручик храпел на весь каземат.
Рязанов молча пил водку.
– Пройдемте по форту, - предложил он Звонареву.
Они спустились из офицерского каземата в расположенный внизу пустой пороховой погреб, а затем попали в нижний этаж горжевой казармы. Прикрытый верхним этажом, землею и прослойкой камней, он являлся самым защищенным убежищем на форту.
Едва они открыли дверь, как им в нос ударил крепкий запах йодоформа, карболки и еще каких-то лекарств. К этому примешивался обычный солдатский дух - пота и немытого тела. Первое, что они увидели, войдя внутрь, было несколько трупов, лежащих на нарах.
– Убрать, пока не завоняли, - распорядился Рязанов.
Рядом с убитыми лежало человек десять раненых.
Санитары поили их водой, подбинтовывали раны и по возможности старались подбодрить своих пациентов. В воздухе плавали облака густого махорочного дыма, который раздражал глаза и горло. Керосиновые лампочки тускло светили.
– Открыть дверь, проветрить! Накурили так, что дышать невозможно, распорядился Рязанов.
Звонарев обратил внимание на то, что многие солдаты были полураздеты.
– Как же они выскочат по тревоге?
– спросил он.
– Здесь помещается резервная полурота. Она вызывается не сразу, поэтому у солдат будет время одеться, - пояснил капитан.
В конце казармы был устроен склад бомбочек. Несколько сот их лежало прямо под нарами, на которых лежали солдаты. Тут же стояли цинковые ящики с ружейными патронами.