Порт-Артур (Том 2)
Шрифт:
– Скучища, друг мой! Бывают дни, когда не делаем ни одного выстрела. Я занялся хозяйственным оборудованием батарей. Под горой устраиваю кухню для нас и батареи литеры Б, при ней погреб для продуктов и баню, чтобы не приходилось бегать на Утес.
– Одним словом, мы окончательно переселяемся сюда. Наши-то квартиры на Утесе останутся за нами?
– Утес как основная наша база, конечно, сохраняется, и наши комнаты тоже.
Кстати, слыхал, командовать батареей Утеса назначен капитан Андреев, а Жуковский остался лишь командиром батарей литеры Б и Залитерной.
–
– У него до сих пор трясутся голова и руки.
– Нечего оказать, хорош командир!
– На Утесе наших всего один взвод. Все - нестроевщина. С ними и Андреев справится.
Вскоре поручик переоделся, побрился, надушился одеколоном и отправился в город.
– Будь добр, побудь на батарее, а я загляну в "экономку", может, что-либо и выужу там, - попросил он прапорщика.
Оставшись один, Звонарев обошел позицию и осмотрел вновь сооружаемые помещения.
– Блохин, Ярцев и Юркин явились?
– справился он у Родионова.
– Никак нет, не прибыли еще.
– Загуляли где-то по дороге, черт бы их побрал!
Заберет их патруль, неприятности не оберешься, - недовольно проговорил Звонарев.
– Они не из таковских, отобьются или удерут, - успокоил фейерверке?
Между тем Борейко неторопливо шагал по улицам города, раскланиваясь со знакомыми. Однако путь его вел совсем не в ту сторону, где был расположен магазин офицерского экономического общества, и он довольно скоро оказался около Пушкинской школы. Тут у него неожиданно запершило в горле, что заставило его несколько раз прокашляться густым протодьяконским басом. Как бы в ответ на это открылось окно в нижнем этаже школы, и на подоконнике появилась Оля Селенина с гитарой в руках. Заметив девушку, поручик почтительно снял фуражку и раскланялся с ней. Учительница в ответ помахала рукой.
– Куда путь держите, Борис Дмитриевич?
– крикнула она.
Офицер поспешно подошел к окну и, поздоровавшись, ответил на вопрос.
– Послушайте, что я вам сейчас спою:
Баламутэ, выйды з хаты, Хочу тэбэ закохаты, - чистым, сильным голосом начала Оля.
Борейко тихонечко подпевал ей:
... Закохаты, тай забуты...
Девушка сделала небольшую паузу и, наклонившись к Борейко, выразительно закончила:
... Все ж вы, хлопци, баламуты!
– Не правда ли, Борис Дмитриевич?
– лукаво улыбнулась она.
– Положим, это не совсем так, - несколько смущенно отозвался поручик.
– Теперь вы что-нибудь спойте мне.
Борейко прокашлялся и, глядя влюбленными глазами на сидящую на подоконнике учительницу, с чувством запел:
Ты ж мэнэ пидманула, Ты ж мэнэ пидвела, Ты ж мэнэ, молодого, с ума-розума звела.
Оля аккомпанировала ему на гитаре.
Затем, как бы спохватившись, она соскочила на пол.
– Что же это я держу вас под окном. Идите в сад, в "экономку" вы все равно уже опоздали. Она рано закрывается.
Поручик прошел в калитку. Навстречу ему
– Пройдемте в дальнюю аллею!
– предложила вышедшая с гитарой Оля и увела его в глубь сада. Здесь они уселись на широкой скамейке под акациями. Полка и улегся у их ног. Сначала они вполголоса пели дуэтом, а потом завели длинный тихий разговор. О чем у них шла речь - знали только они.
В уснувшем городе слышен был лишь заливистый собачий лай да изредка тарахтела запоздавшая фурманка или извозчик. С фортов донеслась редкая ружейная перестрелка, на рейде каждые полчаса отбивались склянки. С моря потянулся туман. Перевалило за полночь, когда наконец Борейко и Оля встали с места и направились к садовой калитке. Залежавшийся пес лениво потянулся и пошел за ними.
Прощаясь, поручик низко наклонился и осторожно поцеловал руку девушки.
Оля почему-то вздохнула и, приподнявшись на цыпочки, быстро поцеловала Борейко в губы. В следующее мгновение она с тихим смехом скрылась на крыльце.
Ошеломленный поручик постоял на месте, поглядел ей вслед и в глубокой задумчивости зашагал по дороге.
На одном из перекрестков ему повстречалась торопливо идущая по мостовой группа людей. Они сердито перебрасывались между собой короткими фразами.
Вглядевшись, поручик разобрал, что городовые вели двух солдат. Борейко прошел бы мимо, но его неожиданно окликнули.
– Вашбродь, помогите!
Борейко сразу очнулся. Вглядевшись, он узнал Блохина и Юркина.
– В чем дело?
– шагнул он на дорогу.
– Так что, вашбродь, мы задержали их за дебош в кабаке, - доложил старший городовой.
– Отпустить! Я их сам накажу.
– Никак невозможно, очень они наскандалили, мне два зуба выбили, другому под глаз фонарь подставили.
– Врешь, чертов фараон, это вы на нас набросились с кулаками, а мы только отбивались, - возразил Блохин, сплевывая кровь из рассеченной губы.
– Пошли!
– приказал солдатам Борейко, не обращая внимания на полицейских.
– Мы не согласны, не пущай их, ребята!
– приказал старший городовой.
Благодушное настроение мигом слетело с поручика.
– Не пущай?
– взревел он и со всего маху ударил полицейского.
Как ни крепок был городовой, но удара не выдержал и повалился на землю.
– Бей, - в свою очередь заорал Блохин, опрокидывая другого полицейского, а затем так ткнул ногой в живот третьего, что тот со стоном присел на мостовую.
– Аида!
– скомандовал Борейко, и артиллеристы зашагали за ним.
– Завтра поставлю обоих под винтовку, чтобы на будущее время не срамились на весь Артур, - бурчал Борейко.
– Не могли от фараонов отбиться...
– Их, вашбродь, целый десяток на нас навалился.
Двух мы выбросили из окна, одного покалечили, а остальные нас поволокли, оправдывался Юркин.
– Каждый из вас должен справиться с десятком городовых, а вы вдвоем перед шестью спасовали. Осрамлю перед всей ротой, чтобы другим неповадно было.