Порт-Артур, Воспоминания участников
Шрифт:
Весь день прошел в томительном ожидании событий и полной неизвестности из-за отсутствия сообщения с берегом. С заходом солнца несколько миноносцев вышли из порта и направились в открытое море.
В 9 час. вечера подошел к нам паровой катер с "Паллады" с предписанием мне от адмирала явиться к командиру крейсера "Паллада" капитану I ранга Коссовичу, брату моей матери. На этом крейсере я проплавал два года и поэтому он был для меня родным. После такого тоскливого дня, было особенно приятно повидаться со своими соплавателями и узнать от них более подробно
{62} На рейде было темно и мрачно. В ожидании учебной минной атаки, корабли стояли с задраенными иллюминаторами, без огней, и лишь прожектора, направленные в открытое море, искали возможного врага. Когда я поднялся на "Палладу", командир сразу попросил меня к себе и сказал, что он вызвал меня для передачи мне распоряжений относительно принадлежавшего ему совместно с моей матерью имения, т. к. с рассветом крейсеру приказано идти под парламентерским флагом в Иокогаму за нашим посланником бароном Розеном. На это я спросил его: "Раз под парламентерским флагом, значит, война уже началась, причем же тогда учебная минная атака?"
Он пожал плечами, обнял меня перекрестил и я пошел в кают-компанию. Там меня ждали мои соплаватели. Все были в повышенном настроении, и конечно, весь разговор велся об их будущем походе. Понемногу офицеры разошлись по каютам и со мною оставались лейтенанты Стевен, Стааль и мичман барон Фиттингоф. Пожелав в начале двенадцатого часа моим друзьям счастливого плавания, я отвалил на паровом катере на "Джигит". Была темная ночь, всё небо было окутано облаками, стоял легкий мороз и только лучи прожекторов пронизывали туманную даль, нащупывая наши миноносцы. Не доходя до "Джигита", я услышал стрельбу. Казалось, учебная минная атака началась. Однако, свист снарядов и разрывы их кругом катера, заставили меня сразу изменить свое предположение.
Подойдя к "Джигиту", я взбежал на мостик и увидел удручающую картину: стреляли все суда по всем направлениям, "Цесаревич" весь освещенный, стоял сильно накренившись. В это время я разобрал с "Петропавловска" сигнал: "Джигиту" подойти к "Палладе" для оказания помощи". Тяжело было сознавать, что надо идти спасать тех, с которыми я минут пять до этого так мирно разговаривал. В это время осветилась "Паллада" и, накренившись, медленно пошла к берегу. За ней шел "Ретвизан" и вскоре двинулся "Цесаревич". Сердце сжималось, когда эти три искалеченных корабля проходили малым ходом мимо "Джигита".
Беспорядочная стрельба вскоре прекратилась и всё {63} реже раздавались отдельные выстрелы нервничавших комендоров. Вся ночь прошла в ожидании новых атак, но таковых больше не было.
В восемь часов утра 27 января я вступил на вахту и через десять минут сигнальщик мне доложил о появившихся на горизонте дымках, вскоре превратившихся в силуэты судов японской эскадры. Через полчаса морской бой начался.
Капитан I ранга
Б. И. Бок
{65}
ОПОЗДАВШАЯ ТЕЛЕГРАММА
Великие события часто имеют ничтожные причины.
На склоне жизни я хочу рассказать о важнейшем факте большого политического значения, вряд ли известном теперь кому-нибудь, кроме меня. Дело идет о непосредственной причине возникновения русско-японской войны 1904-1905 годов.
С осени 1903 года я плавал на эскадренных миноносцах Тихоокеанской эскадры. На берегу у меня была казенная квартира - отдельный китайский домик с маленьким двором, как раз против "Этажерки", между дворцом наместника и Морским собранием.
Как на самого младшего из врачей квантунского флотского экипажа, на меня была возложена обязанность осматривать еженедельно дворцовую команду наместника, состоявшую из 40 человек матросов, солдат и казаков. Наместник был старый холостяк, и женской прислуги у него не было, а домочадцами и завсегдатаями его дома были старые соплаватели: санитарный инспектор морского управления д-р Ястребов, подполковник корпуса флотских штурманов Престин, адъютант капитан 2 р. Ульянов и некоторые другие.
Я знал хорошо всех домочадцев и прислугу дворца, и Наместник знал меня.
В середине 1903 года в Порт-Артур приехал из Петербурга только что окончивший восточный факультет Петербургского университета молодой дипломат Николай Сергеевич Мулюкин на должность при дипломатической канцелярии наместника.
С Н. С. Мулюкиным я был знаком еще с Петербурга: в бытность нашу студентами мы вместе танцевали на вечерах в семье вице-директора департамента министерства народного просвещения Талантова.
{66} Свободных квартир в Порт-Артуре не было, а особенно поблизости от дворца наместника, и город был переполнен приезжими. Я предложил Мулюкину поселиться у меня и быть моим гостем. Мулюкин оказался человеком очень хозяйственным, он взял в оборот моих слуг: маньчжура Hay-Ли и вестового Семенова. Я с удовольствием приходил ежедневно пить послеобеденный чай за прекрасно убранным столом с фруктами и печеньем. Мы подружились с Мулюкиным.
Вся дипломатическая канцелярия наместника завтракала и обедала в Морском собрании. Там же столовался и я. Завтракающих было не много. Офицеры флота столовались на своих кораблях. За завтраком группа человек в десять садилась, обычно, за один большой стол, ведя общий разговор. Посторонних почти не бывало.
Дипломатические и военные тайны в то время не очень соблюдались. В результате этих встреч почти все мы были в курсе важнейших перипетий военно-дипломатического характера. В более подробные детали дипломатической переписки был посвящен я один, благодаря Мулюкину.
Насколько сохранилось в моей памяти, в последние две недели перед войной, в области дипломатии вопрос с Японией стоял так:
1. Япония соглашалась на уступки России Северной Кореи, а Россия соглашалась на уступку Японии южной ее части.
2. Неразрешенным был только спор с средней части Кореи со столицей Сеулом. Не помню существа предложений той и другой стороны о спорной зоне Кореи.
3. Во всяком случае было ясно, что и мы и японцы усиленно готовимся к предстоящему столкновению.