Портартурцы
Шрифт:
— А ведь ты прав, Щеткин.
Капитан Еремеев выбрал пять охотников и, возглавляя их, пошел к воротам. Дело предстояло весьма ответственное.
«Кабы чего не напутали», — подумал капитан.
Японцы с фугасом лежали вдоль стены у ворот. Они уже были в мертвом пространстве, куда не достигали ружейные пули. Капитан Еремеев через щель амбразуры увидел их ноги. Слышна была какая-то возня. Очевидно, они передвигали фугас. По распоряжению капитана, солдаты набрали из очагов два ведра золы. Расставив стрелков, Еремеев оголил шашку и тихо скомандовал:
— Высыпать золу на стену! Приоткрыть ворота!
Пока японцы протирали глаза, капитан перерубил провод, и в тот же момент в японских минеров вонзились штыки. Наши со стены города открыли стрельбу. Японцы ответили пулеметным огнем. Фугас втащили в крепость и захлопнули ворота.
Ливень мешал наблюдению за японцами, расположившимися вокруг города.
— Эх, если бы полка два сейчас вот здесь. И за ночь можно бы разрушить все замыслы противника на его правом фланге. Все батареи, расставленные так небрежно, были бы наши… Разве мы плохо знаем местность? — рассуждал капитан Еремеев.
В городе начались пожары. Ряды его защитников таяли, но держались крепко. Стрелки ждали подкрепления и удара на врага вдоль берега моря помимо стен города. У всех на языке вертелись фразы:
— Подманят и расплющат.
— Фок — старая лиса. Он знает, что делать…
В четыре часа утра капитан Еремеев получил приказание от полковника Третьякова очистить город и отойти с боем к позиции.
Глава тринадцатая
1
Самой высшей точкой Наньшанских укреплений был редут № 13, расположенный на краю крутого южного ската. С него хорошо были видны основные подступы к Киньчжоу. На редуте находился командир пятого полка и начальник позиции полковник Третьяков.
При первых проблесках рассвета близ высоты семьдесят пятой обнаружили неприятельскую колонну. Наши артиллеристы ударили по ней шрапнелью. Этот первый утренний выстрел послужил как бы сигналом для японцев. Все осадные легкие и тяжелые орудия врага вдруг открыли стрельбу, сосредоточив огонь на одинокой горе Наныиань.
Дневальный второй батареи, услышав первые отдаленные залпы, вздрогнул и прошептал:
— Это они…
За горой гудело, земля вздрагивала. На наших позициях взрывались неприятельские снаряды. Размеренные групповые выстрелы продолжались минут десять. Затем звуки выстрелов и взрывов слились. Наши батареи энергично отвечали. Дневальный перестал вздрагивать, он оцепенел. Кругом поднимались ездовые и канониры и тревожно оглядывали небо на севере. Вдруг слева оглушительно и густо щелкнуло, точно вот тут — за двадцать-тридцать шагов — ударил гром. Лошади присели, стали рваться, потрясая коновязь. Дневальный подбежал к Подковину, который поднимался усталый и расслабленный.
— Слышал! Что это за штуки?
— Неприятельские суда из своих дальнобойных пушек стреляют.
— Как же их допустили? — растерянно проговорил дневальный.
— Утром разберут и прогонят.
Подковин соскреб грязь с шинели, скатал и привязал шинель к передку лафета.
— Я пойду на горку посмотрю.
— Он может и по горке ударить.
— Понятно, может, но попозднее и после того, как наша батарея стрелять начнет.
Ездовые запрягали лошадей, а Подковин побежал к вершине горы. Пик Самсона навис своими зубьями над низко лежащими русскими укреплениями. Многочисленные отроги зловещими щупальцами вдвинулись в лощину. Поперек всего перешейка непрерывно мерцали огни неприятельских залпов. Издали они казались дрожащей сеткой световой рекламы, по которой бегали справа налево и наоборот замысловатые огненные знаки. На темном просторе моря попарно вспыхивали длинные языки багрового пламени: то стреляли канонерки. На возвышенности Наньшань видна была пляска огней от рвущихся неприятельских снарядов и выстрелов крепостных орудий. Присмотревшись, Подковин понял, что неприятельское полукольцо огня суживается, грозно надвигаясь на одинокую позицию.
Наш правый фланг, включая Известковую гору, начал действовать на рассвете. Неприятель довольно близко придвинул свои батальоны пехоты, а также батареи. Одновременно действовали разнокалиберные пушки. Огонь то — усиливался, то затихал. По-видимому, в то время как одни батареи действовали, другие продвигались ближе. С самого начала артиллерийского поединка японские пушки стали забивать наши. Около тридцати русских полевых скорострельных орудий до десяти часов утра почти бездействовали. Выбранные для них места оказались неудачными. Первая батарея подполковника Саблукова, при попытке въехать на Известковую гору, была обстреляна неприятелем.
Подковин не мог оторваться от развернувшейся перед ним захватывающей картины. Японские цепи продвигались уверенно и напирали на правый флаг. «Прорвутся— и все пропало. Неужели наши не ударят по ним?»
— Смотри, смотри! На горке, что правее нас, флажки показывают, — сказал шепотом канонир Павлов, который поднялся вслед за Подковиным — Это шпионы! Идем вниз.
Солдаты артиллерийского обоза оживились, они ждали распоряжения по переброске батареи на новое место.
— Большой бой начался, — хрипло проговорил ездовой Бородкин, щуплый и маленький.
— Говорят, на один наш снаряд десять японских прилетает.
— Где Подковин? — крикнул старший фейерверкер.
— Здесь.
— Садись на левую пристяжную лошадь запасного лафета и немедленно езжай с пакетом к генералу Фоку или Надеину. Они должны быть на станции Наньгуалин. Получив письменные и устные распоряжения, возвращайся сюда. Обязательно найди генералов.
— Слушаюсь, господин фейерверкер.
Подковин пришпорил коня и скрылся в овраге, по которому шла тропа к железной дороге. Лошадь бежала быстро. Ощупав пакет за обшлагом шинели, Подковин облегченно вздохнул: звуки канонады здесь, в лощине, были менее резки.
Солнце ярко светило, было тепло. Пушки по-прежнему грозно грохотали, но только те, что были далеко. Вдруг впереди, немного влево, по горам прокатились резкие пушечные удары, точно такие же, что разбудили Подковина на рассвете.
— Неужели тут неприятельский флот?! — воскликнул он и, подгоняя лошадь, помчался к деревне.
По проселочной дороге от места боя к станции тянулся обоз пятого полка, а за ним моряки тащили затвор от орудия Кане.
— Пушка-то хорошая. Дала бы жару японским канонеркам, да не успели ее установить, — пояснили матросы Подковину. Вдруг обоз остановился.