Портрет смерти. Холст, кровь

Макеев Алексей Викторович

– Прекрасная вещь – свобода, – обнаружила Варвара, щурясь на западающее солнце. – Ну что, Раевский, пройдемся по городку?

– Садитесь уж, отвезу, где взял, – проворчал из окна притормозившего «Пежо» сержант Габано.

Он угрюмо молчал всю дорогу, выехал, поплутав по узким улочкам, на Плата-дель-Торо, остановился напротив знакомых ворот. Молчал, пока мы выбирались из машины, молчал, когда мы выразили признательность за доставку, отъехал, окинув нас на прощание задумчивым взором.

– Не знаю, удастся ли нам когда-нибудь побродить по этому городку, – пробормотал я, озирая с неожиданного ракурса окрестности.

–

Ты еще про море вспомни, – фыркнула Варвара. – Говорят, оно рядом.

Море не просматривалось. Но его близость волновала, как близость хорошенькой женщины. Мы стояли на тротуаре у ворот с затейливой надписью «17». Ограда не чета ограде покойного сюрреалиста – значительно скромнее. За решеткой ровные газоны, клумбы. Автополивочное устройство разбрызгивало воду веселым шатром. Рабочий в синем комбинезоне прочищал водяной струей из модного «K"archer» баки для отстоя воды. Виднелось белое крыльцо особняка. Дальше по тротуару – другие ворота, видимо, под номером «19». Ограда Эндерсов на фоне прочих выделялась, как лимузин в шеренге «Жигулей». Те, что слева и справа, были значительно ниже и территорию занимали поменьше. За ворохом вьюнов виднелись крыши без архитектурных изысков, апельсиновые деревья, глянцевые кустики жасмина вдоль заборов. У ворот под номером «12» старичок в клетчатой панамке ремонтировал выбитую плитку. Дворник, которого мы вчера уже видели, манипулируя проволочными граблями и метлой, возился на разделительной полосе, состоящей из низкорослых пальм. Аллея относилась к муниципальной зоне ответственности.

– Поговорим с аборигенами? – предложила Варвара. – Или торопимся в дурдом?

– Говори, – пожал я плечами, доставая сигарету. – Ты же у нас испаноговорящая. Только убедись, что это не переодетый журналист.

Человек с граблями не знал ни английского, ни русского. Мы подошли, поздоровались. Дядьке было не меньше пятидесяти. Парочка шрамов украшала представителя не самой благородной профессии. Он сильно хромал. Но поболтать в рабочее время был не прочь. Я предложил ему жестом сигарету. Дворник покосился на свою мятую пачку, торчащую из нагрудного кармана, и вполне разумно предпочел мою. Варвара инициировала беседу. Я курил и наслаждался покоем. Он отвечал односложно, с хрипотцой, потом разговорился, начал жестикулировать. Вскоре мне это надоело, я стал показывать знаками Варваре, что пора закругляться.

– Доброго человека зовут Энрико, – поведала Варвара, распрощавшись с дворником. – У него участок на этой улице и в трех соседних переулках.

– Потрясающая информация, – оценил я. – Вы говорили о погоде и планах на чистоту?

– Нет. Я сказала Энрико сермяжную правду: мы – туристы из России, гостим у Эльвиры Эндерс, которая сегодня утром покончила жизнь самоубийством, не выдержав известия о кончине мужа.

– Убийственная правда, – согласился я. – От слова до слова. Где тебя так врать учили, Варвара?

– Как где? – удивилась она. – В семье и школе. Энрико выразил сочувствие, сказал, что несколько раз встречал госпожу Эльвиру, в частности, вчера утром – видимо, она ходила в банк, видел ее мужа – знаменитого художника современности, хотя, если честно, никакой харизмы. Я спросила, знает ли он, кто живет по соседству. Добрый дядечка, конечно, знает всю округу. Вон там, – Варвара показала подбородком на ворота под номером «12» (северного соседа Эндерса), – проживает нацистский преступник Клаус Липке…

Я чуть не поперхнулся.

–

Ты сдурела? Какой еще, к дьяволу, нацистский преступник?

– За что купила, – пожала плечами Варвара. – А ты думаешь, все нацистские преступники сидят по тюрьмам или лежат в могилах? Отнюдь. Это милые благообразные старички, доживают свой век в тиши садов, в отдельно взятых особнячках…

Я обернулся к воротам. Клетчатый старикан, кладущий выбитую плитку у своей калитки, куда-то отошел. Но калитка была открыта.

– Энрико временами с ним болтает – о том о сем, о погоде, о политике. Подкованный доброжелательный старичок с отличным чувством юмора. Добросовестно трудился в гестапо. На юге от Эндерсов, в особняке под номером «16», проживает семейная пара. Фамилию не знает. Постоянно скандалят. Супруга зовут Конрад, он руководит чем-то вроде дизайнерской мастерской в Барселоне, куда выезжает раз в два дня, а супруга Долорес руководит мужем и нигде не работает. Энрико любит мести метлой в окрестностях их ворот: из дома доносится такая милая сердцу ругань…

– Это понятно, – усмехнулся я. – А развестись не могут, потому что сильно любят друг друга.

– На нашей стороне дороги девятнадцатый особняк пустует, там второй год висит объявление о продаже. А мы стоим у владений некой Консуэллы… – Варвара устремила взор за ограду, мимо стриженых газонов, автоматической поливалки на колесиках. – Дамочке под сорок, богата, живет одна, экстравагантна, вульгарна, обладает гиперсексуальностью, заигрывает через ворота даже с Энрико, хотя он дядечка твердых антисексуальных убеждений… Мама дорогая… – изумленно прошептала Варвара. – Немки, танцы… тьфу, немцы, танки…

Мне тоже стало интересно. Я оттер Варвару плечом. В глубине сада на разложенном шезлонге нежилась в лучах заходящего солнца обнаженная смуглая женщина. Из всей одежды на ней была лишь тонкая ниточка стрингов. Женщина перевернулась на спину. Ну что ж, для своих сорока она выглядела неплохо. Немного обвисло, но тут уж ничего не попишешь. Удлиненное лошадиное лицо – и на такой тип есть любители.

– А чего это мы уставились? – недобро вопросила Варвара. – Иди вон, на картины Эндерса любуйся.

– Сейчас, – отмахнулся я. – Подожди минуточку.

Женщина легким движением подняла спинку шезлонга, протянула руку к стоящему на стуле бокалу с коктейлем, отпила. Поставила обратно. Взялась за вазочку с мороженым. Глаза она не открывала.

– Надоели жирные пятна на одежде? – предположила Варвара.

– Явно не любительница стирать, – согласился я.

Женщина открыла глаза, обнаружила, что за ней наблюдают, но вместо того, чтобы с криком убежать, призывно улыбнулась, помахала рукой. Сделала жест, как бы предлагая войти. Варвара протестующе замычала, потащила меня через дорогу.

Охранник расстроился, когда увидел, что полиция выпустила нас на свободу. Открыл калитку, отвернулся. Мы окунулись в имитацию тропического леса между домом и воротами. Прошли пятьдесят метров и поняли, что в дом идти не хочется. Никак. Мы добрели до развилки, Варвара вспомнила, что видела неподалеку беседку. Мы могли бы посидеть – просто так, ни о чем не думая, не задаваясь глупыми вопросами.

Мы ушли в сторону и по узкой тропе выбрались на крохотную полянку, где стояла увитая плющом беседка. Я вырвался вперед, но тут зоркая Варвара схватила меня за руку, оттащила обратно в кусты.