Портрет уважаемого человека
Шрифт:
— Поедем ко мне. У меня уютная квартирка, и, если захочешь, я тебя угощу.
Достаточно было взглянуть на нее, чтобы понять, что она подразумевает. Я уже готов был взять ее руку и безмолвно в знак согласия пожать, как вдруг предо мной возник образ Бетти.
— Не знаю, Эрика, — уклончиво ответил я. — Боюсь, у меня мало времени. Надо ехать домой.
Она насмешливо улыбнулась:
— Боишься нарушить супружескую верность?
— Да, — ответил я. — До сих пор я никогда этого не делал.
— Когда-нибудь надо же начать! — заметила Эрика и добавила серьезно: — Ты любишь жену?
— Да, — признался я.
— Больше, чем меня? — Я только кивнул. — Ты вполне уверен?
Я взял ее за руку и сказал осторожно, боясь сделать ей больно:
— Я люблю жену, а тебя никогда любить не буду. Это совсем другое. Тебе не понять.
Эрика снисходительно улыбнулась.
— Нет, — сказала она, — я понимаю! Ты голоден, я вижу по твоим глазам. А так как твоя жена ожидает ребенка, то… все ясно! Но это не измена. Тебе надо и впредь любить только жену, а не меня. Все остальное не в счет, а это твое настроение… как голод и жажда. Кстати, и я тебя не люблю, не строй себе иллюзий.
— Чего же ты хочешь? — с изумлением спросил я.
Она пожала плечами, и огонь в ее глазах на миг погас.
— Может, и я голодна, — сказала она. — Может, ты нравишься мне, Гуляка Петрус!
Сначала я позвонил Бетти: я хотел убедиться, что она чувствует себя хорошо. Она была тронута моей заботливостью и сама посоветовала мне не приезжать домой и хорошо выспаться. Потом мы взяли такси и поехали к Эрике. Впереди у нас была целая ночь; но в объятиях этой женщины я не замечал, как мчались часы. Прежде чем я опомнился, забрезжило утро. Мы поспали еще часок-другой, и я встал незадолго до полудня. Эрика осталась в постели и, безмолвно посмеиваясь, смотрела, как я одевался.
— На какие средства ты, собственно, живешь? — вдруг спросил я. — Где ты работаешь?
— Я не работаю, — ответила она, зевнув. — Муж дает мне достаточно на жизнь.
— Значит, ты замужем?
Она ответила неторопливым отрицательным жестом:
— Мы в разводе.
Когда я уже собрался уходить, она протянула ко мне руки.
— Поцелуй меня еще разок, Гуляка Петрус! — сказала она.
Прекрасная, как искушение, лежала она предо мной. Но мысли мои уже были поглощены делами, и я поцеловал ее бегло и легко, не снимая шляпы. Потом мы сговорились о новой встрече.
— Хорошо, — сказала она, — теперь уходи. Я хочу спать.
Она закрыла глаза и повернулась ко мне спиной. Я вышел на улицу.
Когда я за завтраком механически составлял список визитов на день, мои мысли упрямо возвращались к Эрике. «Что за женщина! — думал я. — При таком огненном темпераменте она может погубить любого мужчину».
Глава двенадцатая
Бетти приняла меня приветливо и доверчиво, и я вздохнул облегченно, увидев, что на ее лице нет и тени подозрения. Я окружил ее удвоенным вниманием и любовью и втайне восхвалял судьбу, пославшую ее мне. Даже в теперешнем положении Бетти была красивее Эрики, и я чувствовал, насколько прочнее узы, связывавшие меня с ней, чем мерцающие нити вожделения, протянувшиеся между Эрикой и мной.
— Я была у доктора, — сказала Бетти. — Он думает, что это произойдет на следующей неделе. Он даже оставил за мной место в больнице. Видишь, теперь скоро. Ты рад?
— Ты не боишься, дорогая? — спросил я вместо ответа.
Рот Бетти улыбнулся, глаза остались серьезными.
— Боюсь, — сказала она. — Ужасно боюсь! Но и радуюсь. Понятно это тебе?
Понятно ли мне! Я испытывал те же чувства. Итак, на следующей неделе! Тут я вспомнил, что договорился с Эрикой.
— На следующей неделе. Тогда я каждый вечер буду приезжать домой пораньше. Только послезавтра придется переночевать не дома, если ты не возражаешь. У меня столько дел!
Я сидел за столом, Бетти стояла рядом и медленно гладила меня по волосам.
— Ну, конечно! — отозвалась она. — Ты и так слишком много обо мне думаешь. — Она оглядела свою располневшую фигуру. — У меня ужасный вид, — продолжала она. — Неужели ты еще не разлюбил меня?
Я привлек ее к себе и нежно поцеловал в пухлые смеющиеся губы. Поцеловал с большой осторожностью, так как боялся, что всякое быстрое и резкое движение может причинить ей боль.
— Люблю тебя, Бетти, — прошептал я, — и всегда буду любить!
Я не лгал. Да, я говорил правдивее, чем сам предполагал. Она была такая нежная, такая беспомощная и мужественная, и я с радостью сделал бы все, чтобы ей было легче. Пусть Эрика, подобно молнии, зажгла мне сердце, заставила его бурно вспыхнуть на одно мгновение; Бетти я бы сравнил с огнем родного очага, который согревает и к которому стремишься душой.
Два дня спустя я опять увиделся с Эрикой. И снова провел подле нее ночь, полную восторгов страсти. И снова Бетти встретила меня дома своей доброй, сердечной улыбкой. Еще дня через два я отвез ее в больницу. Все было подготовлено, и любезная сестра повела ее по длинному коридору в палату.
Когда Бетти остановилась в конце коридора, обернулась и еще раз кивнула мне, я вдруг осознал всю опасность, весь ужас, навстречу которым она шла нетвердыми шагами. Я готов был закричать, броситься за ней, обнять ее колени, удержать ее; я рад был бы взять на себя ее страдания. Но я стоял как вкопанный. Не мог даже поднять руку, чтобы ей помахать. В немом отчаянии смотрел я ей вслед и чуть слышно шептал:
— Бетти, Бетти, вернись!
Вечером я позвонил в больницу.
— Как дела? — спросил я.
Сестра ответила:
— Доктор говорит, что это будет ночью, если все пойдет хорошо.
— Когда? Когда ночью? — допытывался я.
— Пока ничего нельзя сказать, — ответил любезный и равнодушный голос. — Позвоните еще часов в девять.
Я звонил еще пять или шесть раз. Наконец, после десяти часов, врач сам подошел к телефону.
— Нет причин волноваться, — сказал он. — Все идет нормально. Ваша жена разрешится вскоре после полуночи.
Задолго до полуночи я приехал в больницу.