Портрет уважаемого человека
Шрифт:
— Хочешь посмотреть, как я живу? — спросил я однажды Ирис.
— А что скажет твоя жена, если ты привезешь с собой девушку? — со смехом спросила она.
— Ничего! Мы живем каждый своей особой жизнью.
Ирис на миг задумалась, потом сказала:
— Хорошо, я поеду!
Мы поехали в Лангдорф, и я даже представил ее Мелани, которая против всех ожиданий держалась вполне вежливо. Она подала Ирис руку и сказала:
— Рада познакомиться с вами.
Впрочем, на другой день она спросила меня:
— Это
— Что, собственно?
— Чтобы ты привозил своих приятельниц сюда?
— О, это славная девушка! Что ты имеешь против нее?
Мелами пальцем прижала очки к переносице.
— Ровно ничего, — ответила она. — Только… ты понимаешь… мне немного обидно.
Теперь я понимаю и это! Да, я вижу, это было с моей стороны нехорошо, может быть, даже подло — вводить Ирис в наш дом. Это должно было оскорбить Мелани до глубины души. Почему я это понял лишь сегодня? Тогда я возразил ей:
— Ты воспринимаешь все слишком трагично. Я хочу, чтобы ты наконец пошла к врачу, к хорошему врачу по душевным болезням.
Лицо Мелани залилось краской, и она испуганно спросила:
— Зачем?.. Ты думаешь?..
— Я ничего не думаю! Но дальше так продолжаться не может. Ты целыми днями плачешь. Ты полагаешь, что мне это безразлично, что это мне не мешает? Нет, признаюсь тебе, мне такая жизнь осточертела.
Мелани изо всех сил противилась моему предложению поехать к врачу, несмотря на то, что мы с Теодором каждый день уговаривали ее. Она плакала, затыкала уши и кричала:
— Оставьте меня в покое! Я вам не сделала ничего худого. Зачем же вы меня так мучите?
— Мы тебя не мучим, — возражал я, — Мы тебе добра желаем.
Наконец мне пришлось чуть ли не силой вытащить ее из дому и усадить в машину. Всю дорогу она проплакала, и думаю, в тот первый раз она не очень толково говорила с врачом. Потом пошло легче. Иногда она даже охотно собиралась в дорогу, хотя перед тем всегда основательно плакала.
Как-то врач вызвал меня.
— Ваша жена страдает от тяжелых душевных конфликтов, — с важной миной сказал он, будто я и сам давно этого не определил.
— А в чем дело? — спросил я.
Он пожал плечами:
— Не знаю, она не говорит. Но я полагаю, что дома у вас не все идет как надо.
— Пожалуй что так, — ответил я и немного рассказал ему о нашей жизни.
— Вашей жене на продолжительное время нужна перемена обстановки. Ей нужны спокойный дом и уход. Возможно, что это ее вылечит.
— Но куда же ее направить? — спросил я.
— Есть хорошие клиники, где она находилась бы под наблюдением врачей. Если вы хотите…
— Вы имеете в виду клинику для нервнобольных? — с удивлением спросил я.
— Да, — сказал врач. — Именно это ей и нужно.
Я попытался осторожно сообщить Мелани о том, что
— Нет, — воскликнула она, — я не поеду! Ни в коем случае! Делайте со мной, что хотите!
— Я не хочу тебя принуждать, — сказал я. — Ты сама должна прийти к убеждению, что эго для тебя самое лучшее.
На некоторое время я оставил все по-старому, надеясь, что Мелани оценит предостережение и по крайней мере в моем присутствии перестанет плакать и ходить с таким унылым лицом. Однако ее болезнь зашла уже слишком далеко — об улучшении не могло быть и речи. Напротив, ее состояние с недели на неделю ухудшалось.
А кроме того, я составил свой особый план и спокойно выжидал возможности его осуществить. Я решил жениться на Ирис и как-то вечером спросил девушку, хочет ли она стать моей женой. Сначала она подумала, что я шучу. Но, заметив, что я говорю серьезно, она вскоре перестала смеяться и возразила:
— Об этом я никогда не думала. Я ведь слишком молода для тебя. Ты представляешь себе: разница в тридцать пять лет!
— Я для тебя слишком стар? — спросил я и сжал ее руку. — Для меня ты не слишком молода.
— А твоя жена? Что ты с ней сделаешь? Ей будет очень тяжело разводиться в таком возрасте.
На это я сказал:
— А мне тяжело дальше жить с ней и думать, что я могу потерять тебя. Я уже однажды потерял жену, которую любил. Она была очень на тебя похожа. Ты могла бы быть ее дочерью.
Ирис отломила кусочек шоколада, лежавшего перед ней на столе.
— Не знаю, — помолчав, промолвила она. — Я бы не возражала жить в загородной вилле и называться супругой национального советника… Ой, как это смешно! Но между нами стоит твоя жена. Я не хочу ее вытеснять.
— Своими чудесными глазами ты уже давно вытеснила ее! — воскликнул я и хотел поцеловать девушку. Но она отстранилась.
— Оставь, я ем шоколад!
— Кроме того, — продолжал я, — жена в ближайшее Бремя поедет в клинику для нервнобольных. И скоро она оттуда не вернется. При этом условии развод — детская игра.
Мне необходимо было считаться с людьми. Разговоров, которые пошли бы, если бы я развелся с Мелани, чтобы жениться на ветреной девчонке, я не мог избежать. Но я хотел по крайней мере отнять у сплетников основание для ядовитых замечаний, предательски подрывающих положение человека в обществе. Если мужчина возбуждает дело о разводе после того, как за его женой закрылись двери сумасшедшего дома, — это вполне естественно и не может быть вменено ему в вину.
— Я подумаю, — сказала Ирис. — Сегодня я еще сама не знаю.