Портреты иносказательных женщин
Шрифт:
Говорят, что в старости люди выглядят так, как заслужили в молодости. Если это правда, то баба Таня в молодости поедала новорожденных детей или что-то в этом духе. А, возможно, она не переставала их есть никогда. Еще не ступив на ее порог, я засомневался, стоит ли мне снимать тут жилье, несмотря даже на его дешевизну и удобное местонахождение.
– Кто там еще?! Суки, подонки, проститутки… шляются здесь, – донесся из-за двери рваный, старческий хрип, когда я впервые нажал на кнопку ее звонка. Она приближалась, было слышно, как по полу тяжеловесно стучала клюка.
Раскольников мог бы мне позавидовать. В данном случае терзаниям вряд ли нашлось бы место в его высокоорганизованной
Пила баба Таня большую часть своего бытия, только к окончанию каждого месяца, когда пенсия шла на убыль, она приостанавливалась. Когда же положенные «средства к существованию» приносились, все начиналось сызнова. Ходить она далеко не могла. Поэтому за продуктами и неизменной «чекушкой» водки ходил всегда я. Много ей было не нужно. Так и жили. Со временем я привык. И даже в какой-то степени сроднился с бабой Таней. Научился подстраиваться. Готовила она редко и плохо: перебарщивала с маслом, все выходило чересчур жирным. Но, несмотря на это, иногда я не гнушался ее стряпней.
Вот она сидит за столом, держит капающую бесцветностью масла куриную ногу, уставившись в телевизор:
– Суки, подонки, проститутки, – произносит она, – что творят, а! Вовка, ты глянь! Подонки… все…
– Да-да, и не говорите, что творят, – отвечаю я, направляясь к себе, погруженный в свои мысли.
Наступило лето. Из-за разгульного образа жизни сессия моя никак не хотела сдаваться, но я почему-то не отступал. Осталась последняя попытка пересдачи сложного предмета: ненавидящий меня за нрав и недобросовестность преподаватель, ратовал за мое отчисление. Большинство студентов наслаждались каникулами, разъехавшись по своим городам, дачам, курортам. Я же сидел, обложившись ненавистными книгами, время от времени со злобой зашвыривая их в дальний угол комнаты, чтобы потом с зубным скрежетом снова поднять. Временами я пребывал на невысоком балконе, там часто отрывался от книг, чтобы насладиться сочной летней улицей. Рослые, одетые листьями тополя, шелестели над моей головой, солнце грело голые пятки; я улыбался в такие моменты. Внизу озабоченно слонялись коты, утопая в гущах зеленой травы, и я завидовал им. Проходили прохожие. Среди них попадались милые девушки в коротких юбочках, шортиках, маечках… – в обнажающих прелести одеждах.
– Девчонки, привет! – махал им с улыбкой я.
– Привеееет! – отвечали они.
– Куда
– На пляж. Выходи, догоняй, – говорили они, кокетливо смеясь, но не останавливаясь.
– В другой раз… – отвечал я, провожая взглядом их соблазнительные зады.
В тот вечер я сидел в своей комнате, стараясь запомнить как можно больше информации. Раздался звонок в дверь.
– Открой, это ко мне. Мои проститутки пришли, – говорит мне баба Таня, то ли скалясь, то ли улыбаясь, когда я уже направлялся к входной двери.
Открываю. На пороге стоят две женщины, одна из которых была совсем старой. Маленькая, худая, со страшно пожухлым лицом (как бывает у всех худых стариков); уставилась в пол. Вторая женщина была моложе, годам к пятидесяти, совсем непримечательного вида, полупьяная она открыто и нагло глядела на меня. Я видел обеих раньше. Они часто сидели на лавках, а та, что моложе еще и ошивалась среди местного дворового сброда. Вообще, у меня было такое чувство, что весь этот дом (может страна) был сплошь забит алкоголиками и наркоманами, нормальных людей было не видно.
– Давай, заходи! – орет из зала баба Таня.
Я молча впустил ее подруг. Что было делать? Вернулся в комнату и продолжил готовиться к последнему шансу остаться в университете – сдаче экзамена. Постепенно за стеной назревало что-то неладное. Старые алкоголички шумели все громче. Было слышно, как орала баба Таня и та, что самая молодая из них. Я злился все больше. Решил, что скоро придется их разгонять. Иначе никак. Вдруг в дверь позвонили. Я пошел открывать. Пересекая комнату, я оценил обстановку: баба Таня и та, что моложе, были все еще бодры, а маленькая тихая старушка совсем остывала у стола, клюя носом.
– Кто там, блять, еще?! – нервно вопрошает баба Таня.
Отворяю. В дверях стоят два молодых типа (местные наркоманы-алкоголики), оба сутулы, неопрятны. К алкоголикам я отношусь еще более-менее нормально, я их понимаю, но наркоманов не люблю. Их было много в этом районе. Каждое утро на подъездной площадке я обнаруживал несколько свежих окровавленных шприцов. Наркоманы вызывают отвращение. Вид у них вечно какой-то затравленный, дерганый. Это, конечно, не те богатенькие сынки, что употребляют только чистый продукт. Часто, проходя по улице, вижу стоит на полусогнутых – «вмазанный», зависает над бренным миром. На лице растянута странно-натужная улыбка. С такими выражениями лиц и уходят в мир иной эти недоделанные Джимы Моррисоны.
Пришедшие парни, конечно, давно заметили чужака в их дворе – меня. Пару раз до этого я по пьянке «цеплялся» с кем-то из их компании. Не успел я вымолвить ни слова, как тот, что повыше подался вперед с умным видом, будто его тут давно ждут.
– Че надо? – спросил я, злобно взглянув исподлобья прямо ему в глаза. Наглость – самый лучший метод общения с подобными людьми. По-другому общаться чревато плохими исходами. Тип остановился. Я сразу заметил, что он «под кайфом».
– Меня тут ждут, – промямлил он.
«Сломаю и первого, и второго», – прикинул я про себя свои возможности, их состояние и комплекцию. Но проблем с местными лучше избегать.
– Тебя, братан, тут никто не ждет. Еще вопросы есть? – буркнул я.
– Лена, Лена… там, – замычал второй.
– Щас, – отрезал я и захлопнул дверь.
– Есть тут Лена? – спросил я гостей бабы Тани.
– А, это ко мне, – сказала та, что моложе всех. При этом постаралась резво подняться, едва не рухнув на пол. Такое часто проделывают пьяные женщины, полагающие, что они трезвее, чем есть на самом деле. Движения их тогда становятся в два раза быстрее и в три раза неуклюжее. Пьяные мужики, наоборот, становятся медленнее.