Портреты

Кендал Джулия

– Цыпленок в вине помог спасти ваше доброе имя. Чудная история! Типично для тамошних людей, правда? Вы сумели это передать в своих картинах – удивительная простота нравов. А мадам Клабортин нет среди женщин в сцене на рынке?

– Есть! Это та самая, с красным лицом, в платке и без талии. Она держит в руках огромный кочан капусты.

– О, Боже, но у нее же ужасно глупый вид! Не удивительно, что сам Гастон на портрете такой грустный.

– Вы знаете, Макс, он очень забавно относится к своим родителям. Говорит о них,

стараясь быть справедливым. Но совершенно ясно, что они друг друга не понимают.

– А какой у него отец?

– Они с женой очень подходящая пара. Он толстенький коротышка, пьет, как сапожник, и играет с мальчишками в boules, когда у него есть возможность оторваться от его табачной плантации.

– 3наете, похоже, Гастону приходится сталкиваться с тем, что вы называете «канзасской проблемой».

– Ну конечно, бедный малыш. Потому-то мы и подружились – два оригинала на целую деревню.

– Я так и понял. – Макс забрал у меня последнюю тарелку.

– Макс...

– Ау?

– А я ведь должна уехать в конце месяца. – Я догадывался. – Он повесил полотенце на крючок и повернулся ко мне. – Вы хотите, чтобы я попытался вас отговорить, убедил остаться и пожинать плоды нагрянувшей славы?

– Конечно нет. – я почувствовала, что краснею.

Макс стоял, прислонившись к раковине и сложив перед собой руки.

– Вот и отлично. Мне бы страшно не понравилось, если бы вы поступили иначе. 3начит, в конце месяца вы уезжаете. И почему вы мне об этом говорите?

– Просто так, собственно. – Мне стало совсем неловко, я и вправду не знала, зачем я это произнесла.

Макс сел за кухонный стол и сам ответил вместо меня.

– Я хочу, чтобы вы послушали меня, Клэр. Я понимаю, что наша дружба возникла неожиданно, – он очень тщательно выбирал слова. – Мне, конечно, будет жаль расставаться с вами, но я вовсе не хочу, чтобы вы подумали, что я жду от вас чего-то другого.

Я села рядом с ним и стала машинально наливать кофе, стараясь собраться с мыслями. Макса достаточно часто было трудно понять, а сейчас это было просто немыслимо.

– Да, конечно, просто все это немного необычно. И еще эти ваши шутки насчет Персефоны...

– Милая моя девочка, я же говорил вам, что временами, когда мне это удобно, я веду себя как отпетый мерзавец. Только, пожалуйста не думайте, что это хоть в малой степени может коснуться вашей работы.

– Простите, Макс. Я наверное недостаточно понятно объяснила. Мне всего лишь хочется, чтобы вы поняли, почему я уезжаю. Немногие меня понимают.

– Клэр... – Он немного помедлил, не решаясь продолжать, а потом все же сказал: – Вспомните, мы уже говорили об этом однажды. Вы мне очень нравитесь, и я бы хотел, чтобы вы были счастливы. У вас нет никаких обязательств ни передо мной, ни перед кем либо другим. Вы должны продолжать делать то, что

делаете, и что касается меня, то я этим восхищаюсь.

– Спасибо. Мне важно было это услышать и особенно сейчас. Пойдемте наверх. У меня есть арманьяк, и я давно ждала какого-нибудь повода, чтобы его открыть.

Он пристально и долго смотрел на меня, но сказал только:

– Как вам угодно.

Макс удобно устроился на диване, положив одну руку на спинку, а другой придерживая на коленях чашку кофе.

– Так что же вы все-таки собирались мне сообщить не раньше сегодняшнего вечера?

– Ах, да! Чуть не забыла, вы никогда не догадаетесь, кто вчера приходил в галерею!

– Вы правы. Конечно, не догадаюсь, ответил он удивленно. – Так почему бы вам не удовлетворить мое любопытство.

– София!

Макс дернулся, и кофе пролился ему на колени.

– Неважно, – нетерпеливо сказал он, когда я вскочила и кинулась за салфеткой.

– Расскажите мне, как это было.

Он достал носовой платок и положил его на мокрое пятно, не обращая на него особого внимания.

– В общем... – я пересказала ему всю сцену, и Макс слушал очень внимательно и напряженно.

После того, как я закончила, он с минуту молчал, а потом сказал только:

– Как странно...

– Чего странного? Мне показалось, это как раз на нее похоже.

– Ну да, отчасти. Я вполне могу понять, почему она решила нанести визит Джорджу Беннету. Но странно, что София смогла оценить портрет Гастона. Она, конечно, успела многое узнать о живописи, пока мы были женаты даже помимо своего желания. Возможно, она стала разбираться лучше, чем я думал.

– Джордж ужасно смешно переполошился. Особенно его заинтриговал этот Гарольд. Как вы думаете, кто он такой?

– О, очередной ухажер. Во всяком случае я так думаю. У нее их целая коллекция, и она ее постоянно обновляет. Она из тех женщин, которые терпеть не могут одиночества.

– Макс, может быть, я лезу не в свое дело, когда говорю о Софии...

– Клэр, мне действительно не хотелось бы долго говорить о ней просто потому, что это неинтересно и вызывает раздражение, но это вовсе не означает, что вы должны чувствовать какую-то неловкость и стараться меня оберегать.

– Я просто хотела спросить, почему она больше не вышла замуж? Или вышла?

– Бог ты мой, конечно, нет! Ей это совершенно ни к чему. Она получила от меня огромную квартиру и будет получать деньги, пока не выйдет снова замуж. Естественно, я мечтаю, чтоб она снова окрутила какого-нибудь идиота, но она, может быть, этого и не сделает, чтобы мне насолить. Это тоже часть непрекращающегося сражения.

– Знаете, Макс, после всего, что вы пережили, я не удивлюсь, если вы будете стараться держаться от женщин подальше.

Он рассмеялся.

– Значит, вы считаете, что мне остается только принять обет безбрачия?