Портреты
Шрифт:
– Я не видела тебя целую вечность, Макс, дорогой. Что ты поделываешь, кроме того, что распинаешь или... создаешь художников?
– То, чем я занимаюсь, абсолютно тебя не касается, – его глаза зло сверкнули.
– Ах, Боже мой, я, кажется, помешала? она снова посмотрела на меня. – Может быть, Макс напутствовал вас, мисс Вентворт? Ему страшно нравится роль наставника. Но на вашем месте я была бы осторожна, ему так легко наскучить.
– Я надеюсь, ты извинишь нас, – Макс произнес эти слова сдержанно, но между его носом и ртом пролегли две белые жесткие складки.
– О, ну разумеется, –
Я проводила ее взглядом и молча вопросительно посмотрела на Макса, который сердито вытряхивал сигарету из пачки. Он взглянул мне в глаза.
– Простите, Клэр. Вышло неловко.
– Но Макс, скажите же, кто она такая?
Пожалуй, эта сцена позабавила бы меня, если б он не был так заметно огорчен.
– Моя бывшая жена.
Он попросил принести счет.
Почти всю дорогу домой Макс не разговаривал, и я тоже предпочла молчать. Но когда мы подъехали к Бошом-Плейс, он спросил:
– Можно я зайду к вам выпить чашку кофе?
– Конечно.
Несколько минут я хлопотала на кухне, а Макс наблюдал за мной. Когда кофе был готов, он взял поднос и пошел с ним в гостиную, а я достала бутылку коньяку и два бокала. Похоже, Макс сейчас в этом нуждался.
– Клэр... – стоя у окна, он повернулся ко мне лицом.
– Погодите, Макс. Вы не должны мне ничего объяснять. Лучше просто забыть о том, что произошло, – я подошла к нему и протянула стакан. Ему удалось заставить себя улыбнуться.
– Но вы же не станете меня уверять, что вам совсем не интересно.
– Ну конечно, интересно – а кому на моем месте не было бы? Я просто хотела сказать, что вы совершенно не обязаны заставлять себя говорить о том, что вам неприятно, просто из-за того, что я случайно оказалась рядом.
Макс с минуту подумал, а потом вздохнул.
– Спасибо вам, Клэр. Но, как ни странно, мне самому хочется вам рассказать.
Он сделал глоток коньяку и посмотрел на меня с улыбкой.
– Может, вы даже найдете это более интересным, чем мое сиротство.
– Что же может быть интереснее, чем тридцатисемилетний сирота?
– О, ну как вам сказать... Давайте сядем, – он взял меня за руку и подвел к дивану. Я разлила кофе. – Собственно рассказывать особенно и не о чем. Да, да спасибо, я буду без молока. С Софией мы познакомились, когда мне было двадцать пять. Она с первой встречи заимела на меня виды, а того, чего София хочет, она всегда добивается. Я думаю, вы и сами это заметили. Двенадцать лет назад я был куда менее искушен, чем сейчас, и мы поженились. Наш брак стал рушиться почти что сразу, но мы промучились около трех лет, прежде чем расстались. София так и не простила мне, что я настоял на разводе, хотя она была не менее несчастлива, чем я, и крутила романы, чтобы как-то потешить уязвленное самолюбие. Думаю, если бы развестись решила она сама, все было бы по-другому. Она до сих пор не смогла смириться, как вы, наверное, догадались.
– Да,
– Да, разумеется. Она никак не может поверить, что я разлюбил ее. Она всегда рассматривает людей как собственность, но вовсе не потому, что бывает к кому-то искренне привязана, – взгляд его снова стал мрачным, и он опустил голову.
– Я сочувствую вам, Макс. Вы много пережили.
Он встал и, не оборачиваясь ко мне, подошел к книжной полке.
– Меня это все несомненно закалило. Я понял, что можно существовать и в аду.
Он старался говорить беспечно, но по тому, как вдруг поникли его плечи, было понятно, что ему нелегко.
– Я понимаю, Макс, – поставив на стол чашку, я тоже поднялась и, подойдя к нему, чуть дотронулась до его руки.
Он резко повернулся.
– Я, вероятно, преувеличиваю.
– Мне кажется, не слишком. Из-за таких, как София, вы не должны проклинать всю женскую половину рода человеческого.
Он помедлил, словно хотел еще что-то сказать, но потом передумал.
– Клэр, может, вы покажете мне мастерскую, – неожиданно попросил он.
Я еще не успела привыкнуть к характерным для Макса резким переменам настроения.
– Мою... мастерскую?
– Да, если вы позволите.
– Да... вот сюда. – Когда мы поднимались по лестнице, я подумала, что готова сейчас сделать для него что угодно, чтобы он перестал думать о Софии, в том числе и впустить в святую святых – мою драгоценную мастерскую. Я включила свет. В комнате все выглядело как обычно. Собственно смотреть было особенно нечего: несколько этюдов, оставшихся после подготовки к выставке, пять или шесть прислоненных к стене картин, которые я решила не выставлять, да пара мольбертов с начатыми работами.
Макс очень тихо стоял в дверях, оглядывая комнату, его глаза быстро скользили с предмета на предмет.
Я вдруг ужасно смутилась.
– Даже не знаю, что может быть вам интересно...
Он словно не слышал.
– Можно мне...
Казалось, он сейчас так далеко от меня, что я даже не могла представить себе, о чем он думает. Почему-то я решила, что это не имеет отношения к моим работам. Он все еще думал о своих неприятностях и, скорей всего, старался взять себя в руки. Я наблюдала за тем, как он пересек комнату и остановился, разглядывая этюды. Он так ничего и не сказал. Я не могла поручиться, что он сейчас что-то видит. У меня было ощущение, что прошла вечность, прежде чем он посмотрел на меня. Лицо его было сейчас странно отрешенным.
– Макс, ради Бога, что это с вами? – Мне стало неловко, будто я узнала о нем что-то очень сокровенное, хотя я и не могла определить, что именно. Он прикрыл глаза рукой.
– Все в порядке, Клэр. Извините, – отчетливо проговорил он и сделал попытку улыбнуться. – Пойдемте вниз.
Пройдя мимо меня, он вышел из комнаты, а я застыла на месте, не в силах преодолеть изумления. Я ощущала страшную неловкость от того, что оказалась слишком близкой свидетельницей чужих переживаний. Но я не имела права вмешиваться. Я выключила свет, осторожно прикрыла за собой дверь, раздумывая над тем, что же терзает Макса, и поражаясь тому, до чего жестоко сумела обидеть его эта женщина.