Поручик Ржевский или Дуэль с Наполеоном
Шрифт:
А он, казалось, совсем про них забыл. Достав большой платок, он долго и обстоятельно вытирал пот с лица, шеи, ключицы. Потом закрыл глаза и задремал.
Гусары переглянулись.
— Что делать будем? — прошептал Давыдов Ржевскому.
— Будить.
— С ума сошел!
— Так он же до утра проспит.
И, прежде чем Давыдов успел ему помешать, поручик громко кашлянул в кулак.
Кутузов лениво приоткрыл глаза.
— Кто сие… ах да… от Багратиона… — Он громко причмокнул. — Как Петр Иваныч? Жив — здоров?
— Здоров, ваша
— Слава богу, слава богу…
Кутузов вдруг с недовольной миной зашарил у себя под задом.
— Что это у меня тут колет? — недоуменно пробормотал он.
— Ревматизм, ваша светлость, — предположил Ржевский.
— В жопе?!
Фельдмаршал еще немного пошарил и наконец выудил на свет какую — то книгу. Она была заложена ножом.
— Тьфу, вот оно что… — крякнул Кутузов. — А я — то думал, куда она запропастилась?
«Рыцари Лебедя», — прочел про себя Ржевский.
— Рыцарскую тактику изучает, — уважительно шепнул он Давыдову.
— Это нравоучительный роман мадам де Жанлис, — поморщился тот. — Такая гадость, братец!
Кутузов тем временем уже успел углубиться в чтение.
Ржевский заученно рявкнул в кулак.
Кутузов поднял голову.
— Что французы? — по — домашнему просто спросил он, уставившись на поручика.
— Наседают, ваша светлость.
— Фю — фю — фю, — озабоченно просвистел фельдмаршал. — А я вот нравы их постигаю. Думаю, авось пригодится. — Заложив книгу ножом, он небрежно уронил ее на пол. — А по чести сказать — дрянь книжонка! И нравы такие же.
Гусары согласно закивали.
— Да что мы все о них, бесовских детях! — встрепенулся Кутузов. — Вы — то, добры молодцы, с чем ко мне пожаловали?
Давыдов выступил вперед.
— Ваша светлость, имею сообщить вам дело большой важности для блага отечества.
— Для блага отечества? — Кутузов сложил руки на животе. — Ну, что такое? Говори.
Давыдов покраснел как девушка. От волнения его речь выходила корявой и сбивчивой.
— Путь неприятеля протяжением своим очень велик, транспорты с продовольствием покрывают пространство от Гжати до Смоленска. Надо разделить часть казаков на партии и пустить в середину каравана, который следует за Наполеоном. Дайте мне тысячу казаков, и вы увидите, что будет!
Пока Давыдов говорил, за неплотно закрытой дверью то и дело раздавалось шуршание женского платья и слышался женский шепот. Скосив глаза через плечо, Ржевский углядел мелькавшую в проеме полную, румяную и красивую женщину в розовом платье и лиловом шелковом платке. В руках она держала блюдо с караваем. Это была попадья, хозяйка дома. Она намеревалась подать хлеб — соль главнокомандующему, но никак не могла подгадать нужный момент.
Кутузов тоже ее заприметил и, всякий раз, когда слышал шорох, с нескрываемым интересом поглядывал мимо Давыдова за дверь.
Давыдов же не замечал ничего вокруг.
— Даю честное благородное слово гусарского офицера, — горячо твердил он, — я разорву сообщения Наполеона!
Кутузов подавил зевок.
Попадья с караваем на блюде опять промелькнула в проеме, и на короткое мгновение в комнате возник ее курносый нос.
Ржевский, забывшись, откровенно повернул голову в ее сторону.
— Эй, голубчик! — рассердился Кутузов. — На чужой каравай рта не разевай!
— Виноват, ваша светлость.
— Прикрой — ка лучше дверь. Этот сквозняк не для моих старческих костей. А то и впрямь ревматизм тут с вами подхватишь.
Кутузов перевел взгляд на растерянного Давыдова.
— Ну, чего ж ты замолчал? Продолжай, голубчик.
— Появление наших отрядов в тылу противника ободрит поселян и усилит войну народную. Так, я полагаю, в свое время начинал Пугачев, хотя и с противоположным намерением.
Кутузов чуть заметно вздрогнул. Искушенный в придворных интригах, фельдмаршал сразу уловил опасный поворот с мыслях гусарского офицера.
— Пугачева ты зря сюда приплел, голубчик, — покачал он седою головой. — Не можем мы сейчас народ на войну подымать — царь прогневается. И так Наполеон грозится вольную дать крестьянам. Как бы смута не началась. Спаси Господи!
Давыдов сконфужено молчал, чувствуя себя мальчишкой, заслужившим порки.
Кутузов с трудом извлек свое грузное тело из кресла, встав на ноги. Приблизившись к Давыдову, он взял его обеими руками за плечи и развернул к свету. Давыдов сделал движение, чтобы поцеловать фельдмаршала в щеку, но Кутузов заслонился рукой.
— Погоди, голубчик, я не за тем… Где я мог тебя раньше видеть? — спросил он, приглядываясь. — Твое лицо мне как — будто знакомо.
— Вы изволили запамятовать, я тот самый поэт — гусар, которого ваша светлость, будучи питерским военным губернатором, журили за сатиры и разные юношеские залеты воображения.
— Вот оно что! — нахмурился Кутузов, отпуская его. — Залеты воображения, говоришь? Помню, помню я твои басенки. На войне, голубчик, шалить не годится. Война — это тебе не хухры — мухры, это дело серьезное.
Давыдов повернулся с расстроенным лицом к Ржевскому.
«Выручай!» — молили его глаза.
— Светлейший князь, — бойко начал поручик, — имею честь передать вам низкий поклон и привет от Анастасии Сергеевны.
Кутузов, испуганно разинув рот, рухнул в кресло.
— Она просила напомнить вам о… — продолжал Ржевский.
Фельдмаршал, не закрывая рта, замахал на поручика руками.
Ржевский умолк.
Кутузов оправил ворот мундира, шумно выдохнув из себя воздух.
— Фу — фу — фу…
Ржевский почесал в затылке.
— Ваша светлость, я только…
Кутузов быстро перебил его:
— Молчи! Молчи, голубчик! — И посмотрел на Давыдова. — Э-э, Денис Васильевич, оставьте — ка нас на минуточку.
Когда Давыдов вышел, в комнате наступила вязкая тишина. Полулежа в кресле, Кутузов неотрывно смотрел на стоявшего перед ним поручика и беззвучно шевелил губами.