Порвали парус
Шрифт:
– Месяца три в запасе?
– Даже четыре, - подтвердил я. – Так что массы воздуха со стороны Тихого, постепенно слабея, доберутся до атлантического побережья почти одновременно с ветром с той стороны планеты.
Мещерский покачал головой, потом его лицо стало строже, спросил совсем другим голосом:
– А что насчет того, кто это создал?
– Эпидемия началась в ЮАР…
– Террористы там?
– Возможно, - согласился я. – Но то, что эпидемия началась оттуда, ничего не значит. Напротив, это как бы алиби. Дескать, раз началось у нас, то это кто-то нас
– Похоже и на подставу, - сказал он, - с другой стороны… гм… вот создали они вирус, который им точно не повредит… почему не выпустить на свободу сразу?..
– Для эмоционального удовлетворения? – спросил я.
Бондаренко сказал живо:
– А что? Зато можно полюбоваться, как это сволочи мрут в корчах! Тот год, что вчера насрал возле твоего забора, сегодня орет и пускает кровавую пену…
– Нет, - сказал я, - нет. Создал не подросток у которого все на эмоциях, а серьезный человек, а то и не один. К тому же создавал несколько месяцев… Любые эмоции угаснут.
Кремнев буркнул:
– А я некоторых сволочей из детства и сейчас ненавижу.
– У военных, - напомнил я, - и ученых мозги устроены по-разному. Можно сказать, у нас эмоции сильно приглушены, а у кого-то и вовсе ампутированы. Работой, не скальпелем.
Мещерский произнес трезво:
– Если бы в корчах, было бы всего лишь ужасно, но не больше. Нет, мне жалко не мертвецов, а кому они, еще живые, могли бы навредить перед смертью… К счастью, намеренно это сделано или так получилось, но, как я понимаю, вирус просто угнетает центральную нервную систему, вызывает апатию, сонливость, нежелание что-то делать, вообще шевелиться… Большинство из тех, кто был за рулем, просто сворачивали на обочину и останавливались, чтобы вздремнуть пару минут. Только несколько поездов сошли с рельс, да были столкновения грузовых составов, но удивительно мало. Машинисты тоже, не в силах побороть наступающий сон, либо останавливали поезд, либо сообщали вперед по линии о плохом самочувствии… Так что техногенных катастроф почти нет. Тем более, что даже в ЮАР, где победили черные, вся важные службы оставались на белых, которых возили на службу под охраной правительственных войск из черных.
– В общем, - сказал я, - нужно анализировать все версии. У нас группа Мануйленко будет рассматривать варианты мутации вируса, остальные займутся поисками источника заражения. Вариантов два: либо мутирует в безопасную форму по достижении еще нескольких часов или дней, либо успеет убить всех носителей негритянского генома, а потом либо мутирует, либо умрет впадет в летаргический, чтобы вам было понятнее, сон…
Кремнев поинтересовался:
– А третий вариант? Может мутировать в еще более опасную форму?
– Вы не генетик, - ответил я, - иначе знали бы, что такая вероятность один к трем миллиардам. То-есть, вероятность есть, но не стоит тратить время, чтобы ее рассматривать.
Мещерский спросил быстро:
– Какова оснащенность тех, кто создал такую мерзость?
– Вопрос ставите верно, - ответил я. – К счастью, еще не пришли времена, когда вирус такой сложности можно состряпать на коленке. Чтобы сделать даже простейший, нужна прекрасно оснащенная лаборатория, куда должны входить в обязательном порядке такие приборы… Вы записывайте, записывайте!
Мещерский сказал также быстро:
– Все пишется. Нас слушают десяток моих помощников в кабинетах, все сработают моментально!
Я кивнул, начал дотошно перечислять, он внимательно слушал, наконец сказал:
– Да, это впечатляет, хотя я ничего и не понял… А нельзя вычисления сделать в одной стране, материалы для первого уровня обработки в другой, а окончательную работу отладки вируса в третьей? Или хотя бы в разных городах?
– Можно, - ответил я. – Вообще-то ученые так и работают. Сейчас даже для крохотного шажка вперед требуются слаженные усилия больших групп научных работников. Однако…
– Да-да?
– Секретность в таких случаях соблюсти трудно, - напомнил я.
Лицо Мещерского чуть прояснилось.
– Я надеялся, что вы так ответите. Значит, где-то в одном месте прекрасно оборудованная лаборатория с большим штатом работников…
– Или новейшей аппаратурой, - прервал я, - что может автоматизировать простейшие операции, а это высвободит десяток-другой человек.
– А сколько человек необходимо?
Я подумал, прикинул объем работ, покачал головой.
– Не меньше пяти.
– Так мало? – спросил Мещерский.
– Но пятеро будут работать несколько лет, - сказал я. – Если же у них будут сметливые помощники, тоже генетики, то за полгода управились бы.
Бондаренко сказал:
– Надо искать ученых, что исчезли полгода тому?..
– И кто закупал подобное оборудование, - сказал Бронник. – И куда было доставлено.
– Если не в крупнейшие мировые центры, - прорычал Кремнев, - туда можно сразу посылать спецназ. Или лупить по тому месту крылатыми ракетами.
– В крупнейших мировых центрах тоже могут, - буркнул Бронник. – Владимир Алексеевич?
– Не могут, - ответил я. – Теперь за научными разработками наблюдают сотни глаз. От военных до либеральной общественности. Так что искать придется в диких местах. Но на беду наша планета почти вся еще дикая.
Он сказал с чувством:
– Как и мы сами. Спрятаться есть где, а прятаться умеем.
Я сказал с неохотой:
– Не люблю быть вестником недобрых вестей, но мы должны поторопиться. Не думал, что и я суеверный, но последнее время терзают какие-то недобрые предчувствия огромной катастрофы…
Бондаренко посмотрел с сочувствием, но в голосе прозвучала ирония:
– Владимир Алексеевич, вы всегда так невозмутимы… А тут непонятная тревога! Возможная гибель всего лишь миллиарда негров вас беспокоит?.. Вы же сказали, восемь миллиардов населения слишком много, лучше оставить один… да не миллиард, а миллион…
Я огрызнулся:
– В жопу вашу Африку, она на другой стороне планеты. Я просто уверен, что за этой катастрофой может грянуть еще одна, куда масштабнее. Вообще людей не остается! Вон Аркадий Валентинович, как вижу по его командорскому лицу, уже догадался…