Порвали парус
Шрифт:
Мещерский повернулся к Броннику.
– Одно место забронируйте для доктора. Но к операции его не допускайте, его голова всех ваших стоит.
Бондаренко сказал твердо:
– Я присмотрю за ним!
Мещерский запнулся, пару мгновений рассматривал его, но покачал головой.
– Нет, вы необходимы здесь.
– Но доктора надо беречь…
– Капитан Волкова, - сказал Мещерский. – Капитан Волкова полетит с особым заданием.
– Будет сделано, - ответил Бондаренко. Похоже, либо отвык удивляться на такой работе, либо знает, что с капитаном Волковой нянчиться
Кремнев поинтересовался:
– В каких отношениях мы со Швейцарией на сегодня? А то они там все никак не определяться: с нами или против нас…
– Нельзя по всем враждебным бить ракетами, - сказал Бондаренко, - хотя, понятно, иногда очень хочется.
– Как и нельзя, - добавил Мещерский, - стрелять всех неприятным людей на улице.
– Моя команда, - сказал я, - вылетит туда немедленно. Подготовьте все для них, начиная от билетов на самолет и заканчивая планами помещений…
– Давайте имена, - ответил Бондаренко.
Глава 8
На этот раз полномочия вручили своему проверенному человеку, капитану Волковой, а моя роль определена как специалиста по генетике, который должен переговорить с Кенделем как можно быстрее. Есть вероятность, что экстремисты, вдохновленные успехом, готовят второй удар.
Ударят либо по определенной расе, либо по всему роду человеческому. На свете хватает душевнобольных, убежденных, что всех людей для их же блага нужно истребить.
В виде исключения нас с Ингрид отвезли к самолету лично Бондаренко и Бронник, этим жестом подчеркнули важность операции.
Бондаренко то и дело сверялся по спутниковым снимкам с расположением места, куда увезли заложника, увеличивал участки дорог и тропинок.
– Владимир Алексеевич, у вас, скорее всего, не будет и лишней секунды, чтобы разбираться. Там либо все взрывать, чтоб только выжженный кратер за вами, либо даже не соваться.
– Там охрана, - напомнил и Бронник, - такая охрана, как не охраняют даже стратегические ракеты с ядерными зарядами.
Я запнулся, оба смотрят серьезно и с сочувствием. Лучшие умы, как я понимаю, из их управления. И потому очень серьезно относятся к моему желанию самому решить степень вины как заложника, так и его похитителей.
– Да ладно, - ответил я. – Исламисты?
– Оружия у них особо мощного нет, - согласился Бондаренко, - зато отвага и упорство в бою, какого давно нет ни у европейцев, ни у американцев. Они просто-напросто не отступят, даже когда бой будет проигран.
Я вздохнул.
– Снова исламисты… Нужно спешить с дешифровкой вируса, пока кто-то не решит точно так же решить проблему с радикальным исламом! Вирус не различает радикалов и умеренных!
Бондаренко зябко передернул плечами.
– Уж решайте быстрее!
– Это вопрос не науки, - ответил я, - а политики.
– Насчет вируса?
– Нужно общее решение, - отрезал я. – А то одолеем вирус, а кто-то сделает самовоспроизводящихся дронов, что станут нападать на людей! И снова спешно ищи решение… Нет уж, общее на все случаи, и никаких гвоздей.
Он посмотрел на меня с пониманием.
– Владимир Алексеевич, я всегда говорил, что ученые – самые страшные люди на свете. Ни один из НКВД даже не мечтал установить полный контроль над людьми! А ученые говорят о таком с легкостью и без содрогания.
Бронник сказал с иронией:
– А кто предложил установить бомбы вдоль берегов Штатов и рвануть, чтобы смыть всех пиндосов в океан? Наш великий гуманист Андрей Сахаров!.. А воспротивились наши генералы. Все военные сказали, что это бесчеловечно… Но все же оба пояса бомб поставили, хоть и через сорок лет Так что и глобальный контроль будет, ученые своего добиваются.
– Просто видят, - уточнил я, - в какую сторону все идет. Глобальному контролю быть!.. И мир станет безопасным.
В аэропорту нас встретили очень серьезные сосредоточенные люди, один попытался говорить по-русски, я отмахнулся, предложил перейти на английский. Чем тот быстрее из международного станет обиходно общим, тем удобнее для всех, как вот для людей будущего, ученых, он уже стал им.
Встречающие повеселели, явно были уверены, что мы тунгусы и явимся с ручными медведями, а старших из них пояснил:
– Вон там в левой части вертолет. Да, отсюда не видно, сразу за ангарами.
– А команда?
Он взглянул на часы на запястье.
– Подъедут одновременно с нами.
– Тогда поспешим обогнать, - сказал я. – А то слишком часто обгоняют нас.
Ингрид помалкивает, но вид у нее такой, что даже старший из встречающих поглядывает на нее с уважением и опаской. Может быть даже знают какие-то моменты из ее биографии, разведки всегда дотошно собирают все о своих коллегах в силовых структурах других стран.
К вертолету мы прибыли в момент, когда с той стороны остановился бронированный автобус. Быстро-быстро начали выскакивать обвешанные оружием толстые в доспехах мужчины и, пробежав десяток шагов, с разбега запрыгивали в распахнутые двери вертолета.
Я чуть позже сообразил, что дверей там вообще нет, потому и кажется проем слишком широким, это чтобы сэкономить секунды на высадку, вываливаясь одновременно с двух-трех сидений.
Командир группы подошел к нам, отдал честь, строго распределив между Ингрид и мной, как же, Швейцария просто утопает в равноправии.
– Сэр, - сказал он мужественным, но слегка смущенным голосом, - … я командую отрядом, Мэтт Герцер, но мне велено подчиняться вам… Для меня это что-то новое и непонятное…
– Действуйте, - велел я, - как обычно. А мы с напарницей сами по себе.
Он взглянул на Ингрид с уважением.
– Да, понимаю… Но по инструкции начинаем медленное сжимание кольца вокруг объекта… не прекращая переговоров с похитителями…
– Мешать не будем, - пообещал я.
В вертолете еще куча дополнительного оружия и два открытых ящика с ровными рядами гранатометов и реактивных снарядов. Двое десантников тут же деловито порылись, что-то взяли, пошло щелканье затворов, а Герцер напомнил буднично: