Посейдон
Шрифт:
Почему нет? Я киваю.
— Да. Кабриолет. По рукам?
Она хватает мою руку с дивана, и подымает нас обеих. Затем пожимает ее.
— Идет! Я пойду, возьму ключи у Рейчел.
* * *
Я останавливаюсь на грунтовом отрезке самой пустынной дороги, на окраине из окраин Мидлпоинта. Позади нас нет ничего, кроме нашего же следа в грязи, который теряется, словно призрак, в деревьях по обе стороны дороги. Впереди, у единственного почтового ящика на всей дороге, останавливается почтовый грузовик
Я выключаю зажигание и смотрю на нее.
— А как у вас с Торофом?
Она поворачивает голову ко мне.
— Какое это отношение имеет к вождению?
Помимо его отсрочки?
— Никакого, — говорю я, пожимая плечами. — Просто интересно.
Она тянет вниз солнцезащитный щиток и поворачивает к себе зеркало. Указательным пальцем, вытирает пятнышко от туши, позаимствованной у Рейчел.
— Вообще-то, это не твое дело, но у нас все хорошо. У нас всегда все было хорошо.
— Кажется, он так не считал.
Она бросает на меня взгляд.
— Временами, он чересчур восприимчивый. Я это ему объяснила.
Повышенная чувствительность? Ни в коем случае. Она так просто от этого не отделается.
— Он хорошо целуется, — говорю я ей, заранее готовясь.
Она поворачивается в своем кресле, глаза сузились в щелочки.
— Ты могла бы уже забыть о том поцелуе, Эмма. Он мой, и если ты прикоснешься к нему своими грязными гибридными губами снова...
— Ну и кто здесь сверхчувствительный? — говорю я, улыбаясь. Она любит его.
— Меняемся местами, — рычит она. Но я слишком рада за Торафа, чтобы вернутся к враждебности.
Оказавшись на водительском сидении, она враз меняет свое сварливое настроение. Она подпрыгивает на нем вверх-вниз, словно выбирая в магазине матрас, нагнав в него столько воздуха, что могла бы пробить макушкой крышу, если бы я вовремя ее не осадила. Она тянется к ключам в замке зажигания, но я хватаю ее за руку.
— Не-а. Сначала пристегнись.
Похоже, закатывание глаз уже вошло у нее в привычку. Когда Рейна прекращает драматизировать момент пристегивания себя ремнем безопасности — подергав его, проверяя, защелкнулся ли замок, — она поворачивается ко мне, наигранно надувшись. Я киваю.
Она поворачивает ключ, запуская двигатель. Ее взгляд витает где-то вдалеке, нервируя меня. Или же это просто чувство вины скручивает узлом мой желудок. Может, Галену и не нравится эта машина, но от этого вверение судьбы БМВ неопытным рукам Рейны не перестает быть кощунством. Когда она хватается за рукоятку коробки передач так, что у нее белеют костяшки пальцев, я мысленно благодарю бога, что здесь коробка-автомат.
—"D" значит
— Да. Правая педаль — чтобы ехать. Левая педаль — чтобы остановиться. Тебе нужно нажать на левую, чтобы сменить ее на правую.
— Я знаю. Я видела, как ты это делаешь, — она вжимает тормоз в пол, затем жмет на газ. Но мы не двигаемся с места.
— Смотри, теперь ты захочешь нажать на правую педаль, которая для газа...
Шины начинают вращаться — и мы тоже. Рейна смотрит на меня офонаревшими глазами с полуоткрытым ртом, что совсем не радует, особенно когда ее руки лежат на руле. До меня доходит, что она кричит, но я не могу ее услышать из-за собственного визга. Созданная нами же стена пыли окружает нас со всех сторон, блокируя вид на деревья, дорогу, и жизнь, которую мы знали.
— Убери ногу с правой педали ! — ору я. Мы останавливаемся так резко, что у меня клацают зубы.
— Ты пытаешься нас убить? — выдыхает она, хватаясь за щеку, словно я залепила ей пощечину. Ее глаза широко распахнуты и кажутся остекленевшими; она может вот-вот расплакаться.
— Ты издеваешься? Ты же за рулем!
—Ты сказала нажать на тормоз, чтобы тронуться с места, а затем остановиться, нажав на правую...
— Да не одновременно же!
— Нужно было говорить раньше. Откуда мне было знать?
Я фыркаю.
— Ты прикидывалась Далай-ламой в трансе, пока я объясняла тебе, как переключать коробку передач. Я же сказала тебе, что одна педаль для движения, а вторая для остановки. Невозможно одновременно жать на тормоз и на газ ! Давай, пора уже включать мозги.
Судя по выражению ее лица, она либо вот-вот ударит меня, либо использует очень плохое словечко. Она открывает рот, но ничего действительно плохого из него не выходит. Тогда она закрывает его снова. А затем хихикает. Ну, ладно,теперь я могу сказать, что уже видела все.
— То же самое постоянно повторяет Гален, — выдыхает она. — Чтобы я включала свои мозги, — тут она заходится таким сильным смехом, что брызги слюны летят на руль. Она продолжает смеяться, пока я не убеждаюсь в том, что неведомая сила щекочет ее до смерти.
Что? Насколько я могу судить, ее нерешительность чуть нас не убила. А быть убитым — это не очень-то смешно.
— Ты бы видела свое лицо, — говорит она, переводя дыхание. — У тебя был такой вид, как... — она кривляется, делая гримасу пьяного клоуна. — Готова поспорить, ты обмочила штанишки, не так ли? — она взрывается от смеха, да так сильно, что хватается рукой за живот, словно боится, как бы оттуда не выпрыгнули кишки.
Я чувствую, что мои губы растягиваются в улыбке, прежде, чем я могу их остановить.
—Ты больше меня боялась. И бьюсь об заклад, проглотила по меньшей мере десять мух, пока кричала.
Она снова не выдерживает, орошая рулевое колесо. Я в свою очередь, падаю на приборную доску. У нас уходит добрых пять минут собраться снова с силами для очередного урока вождения. Мое горло пересохло, а глаза слезятся, когда я наконец выдавливаю:
— Так, все. Соберись. Скоро стемнеет, а эти деревья в темноте определенно выглядят жутковато.