Послание Геркулеса

Макдевит Джек

Сайрус Хаклют уехал, никому не сказав ни слова.

Лесли собиралась вернуться в Филадельфию.

–  А оттуда, может, на какой-нибудь остров в Южных морях, - сказала она.
– Хватит пока с меня.

Речей никто не говорил, но Некоторые брали слово, чтобы выразить свои чувства.

–  Это было вроде как вместе в бою, - сказал один системный аналитик.

Гарри поблагодарил всех за верность и предсказал, что, когда Джона У. Харли давно забудут, «Геркулес» останется легендой.

–  Наших имен, может быть, не запомнят, но будут помнить,

что мы были.

Эти слова встретили аплодисментами, и несколько часов под балками и арками «Красной черты» в них верили. А для Гарри это замечание было всего лишь очередной вехой: впервые он на публике высказался нелояльно по отношению к своему работодателю.

Атмосфера прощальных вечеринок всегда напоминает поминки, подумал Гарри, впечатленный символическим окончанием эпохи. Каждое рукопожатие, каждый короткий обмен взглядами получают особое значение. Но относительно нешумный прощальный вечер сотрудников «Геркулеса» был как-то особенно согрет, быть может, потому, что само событие было уникально в истории человечества, и сорок с чем-то человек, собравшихся в скромном ресторане невдалеке от Гринбелт-роуд, все смотрели на звезды в поисках ответов. Что ж, видит Бог, кое-какие ответы они получили, и вряд ли кто-то может просить большего.

Гарри остался допоздна, пока люди не стали небольшими группами расходиться. Он пожал много рук, будто никогда уже не придется увидеться, хотя все завтра придут на работу.

К концу вечера он оказался наедине с Лесли.

–  Когда ты уезжаешь?
– спросил он.

–  Завтра.

–  Мне тебя будет не хватать.

Гарри вдруг заметил, что смотрит в пустоту. Она сжала его руку:

–  Филадельфия не так уж далеко, Гарри. Он кивнул:

–  Я надеялся, что ты это скажешь.

Анджела Делласандро подождала, пока представится возможность, и сказала Гарри, что он необычайно хорошо выглядит. К тому времени она уже пропустила несколько стаканчиков «манхэттена». И еще она добавила, что Эд Гамбини ее беспокоит. Гарри успокоил ее, и она отошла.

–  Она права, - сказала Лесли.
– Ему лучше быть подальше от проекта, но, пока он приспособится, это будет неприятный период.

–  Нет, - возразил Гарри.
– Он нашел своих инопланетян, и, думаю, сейчас он удовлетворен. С ним все будет в порядке.

–  Надеюсь.
– Лесли задумалась, Гарри даже сказал бы - забылась.
– Ты веришь в волшебство, Гарри?

Он вроде бы догадался, какого ответа она ждет, но все равно покачал головой и попытался сбить торжественность момента.

–  Нет. Единственная настоящая магия - это пиар.

Она усмехнулась - той лукавой улыбкой, от которой ее лицо преображалось. Потом улыбка исчезла, будто ее и не было, сменившись выражением иным - стоическим, что ли.

–  У нас в руках было королевское прикосновение, Гарри, - сказала она.
– И мы его выпустили из рук.

–  Королевское прикосновение?
– нахмурился Гарри. Что-то такое вспоминалось. Ах да, считалось когда-то, что монарх может исцелять недуги простым возложением рук.
– Да, думаю, что так.

Она придвинулась к нему в объятия.

–  Мне жаль, что я не сделала копий в первый же день и не разослала по свету.
– Слишком она, наверное, много выпила или слишком разозлилась. Как бы там ни было, голос ее прозвучал так громко, что к ней обернулись все.
– Теперь, увидев больного церебральным параличом или рассеянным склерозом, - сказала она слушателям, - или глухого или слепого, мы будем вспоминать, что в руках у нас было лекарство. А мы стояли и смотрели, как его хоронят.

Гарри всколыхнулся:

–  Послушай, мы же сделали все, что могли.

–  Милый, этого было мало.
– Она вытерла глаза.
– Но я не удивлюсь, если наши политики начнут жить необычайно долго.

–  Но ты же не всерьез говоришь?
– спросил Гарри.

–  А что? Я бы лично против такого соблазна не устояла. А ты?

На Гарри волной нахлынуло чувство вины. Лесли пристально на него смотрела, будто знала про полученную им инъекцию. Но она прервала неловкое молчание.

–  Гарри, - сказала она, - можно попросить тебя отвезти меня домой? Я слишком пьяна, чтобы вести машину.

Гамбини забылся сном и во сне лез по холму вверх, но вершина не приближалась. Там, на гребне, была скамейка, место, где можно отдохнуть и заглянуть на ту сторону^ но почва осыпалась под ногами, он терял равновесие и сползал по склону вниз. Сердце бешено колотилось, и вдруг гряда холмов мелькнула и исчезла. Гамбини лежал, изогнувшись, на простынях, глядя на сгустившуюся над головой тьму, которая казалась живой. Спальню наполнял рев моря.

Сердце все еще бешено колотилось, стучало изнутри в ребра, угрожая взорваться. Гамбини лежал неподвижно, пытаясь успокоить его усилием воли. Он просто слышал, как ритм сердца сливается с ритмом прибоя.

У него раньше уже бывали сердечные явления - приступы аритмии, ничего серьезного, если слова «ничего серьезного» могут относиться к чему-то, касающемуся сердца. Но сейчас сердце распухало и росло, и Гамбини понял, что это - сердечный приступ. Он нашарил рукой телефон, снял трубку и набрал девять-один-один.

–  Сердечный приступ, - сказал он мужскому голосу на том конце.
– Мне кажется.

Он назвал имя и адрес, и голос его заверил, что помощь уже в пути.

–  Не вешайте трубку, - предупредил голос.

–  О'кей.

–  Вы в кровати?
– Да.

–  Есть у вас под рукой аспирин?

–  В аптечке. В ванной.

–  Ладно, не надо. Сесть можете?

–  Не знаю.

–  Попробуйте.

Зрение стало затемняться с краев.

–  Не выходит, - сказал он в телефон.

Ответа не услышал. Ему подумалось, что пришло время умирать, и это оказалось совсем не так страшно, как он всегда думал. Если где-то там ведется учет, то ему ничего не грозит. Он никогда не пытался нанести кому-нибудь вред. Всегда с добром относился к собакам и тупицам.