Послание Геркулеса
Шрифт:
– Ты больше не носишь очки, - догадался он.
– Именно, Гарри. Они мне не нужны.
– У меня все в порядке, - произнес Гарри после некоторого молчания. Он настолько же не хотел компрометировать себя, насколько не хотел быть опытным образцом.
– Найди кого-то, кому это нужно.
– Никому другому оно не поможет, Гарри. Это сделано для тебя.
– Как это?
– Гарри прищурился, вгляделся в микробиолога.
– Так ты и есть Адам Уоллис? Несуществующий врач, который запрашивал мою медицинскую карту?
– Мне нужен был последний анализ мочи,
– И как ты добыл ДНК?
– С помощью «клинекса».
– Он пожал плечами.
– Приношу свои извинения, но я не был уверен в твоей реакции.
– Он достал ватный тампон и пропитал спиртом.
– Закатай рукав, Гарри. Больно не будет.
С другой стороны, сказал себе Гарри, Саю это помогло. Он без очков.
– Риск есть?
– спросил он.
– Гарри, я врач. Расслабься.
– Набрав в шприц жидкость, он отмерил ее на глаз, пустил из шприца струйку.
– У тебя есть сын?
– Да.
– Гарри насторожился.
– Его зовут Томас.
– Верно.
Гарри неохотно закатал левый рукав и ощутил укол иглы.
– Примерно через неделю нужно будет закрепление. Я не имею лицензию на такую работу и не могу никого организовать на нее. Так что я приду к тебе в офис в четверг во второй половине дня.
– И это все?
– Все.
– А почему ты вспомнил Томми?
Зная ответ, Гарри стал покрываться испариной.
– Я так понимаю, что у мальчика диабет.
– Да.
– Гарри, на этом этапе я ничего не могу обещать. Кое-что я знаю, но еще мало. Если получим возможность продолжать исследования, я смог бы что-то найти.
– Микробиолог поднялся с места, как божество отмщения.
– Скажи президенту, что у нас есть. Ради всего святого, скажи ему.
Роджер Уитлок напустил на свои ангельские черты благосклонную улыбку.
Хобсон жестом попросил секретаршу задернуть шторы от беспощадного солнца Уичиты.
– Ладно, Роджер, - произнес он.
– Объясни нам, почему Рэндолл - верняк и почему мы должны его поддерживать.
– Простая арифметика, Рон. Он выиграет, будем мы с ним или нет.
– Брось, Родж, - возразил Тери Кейфер.
– Никуда он без нашей помощи не вылезет.
Кейфер был партнером одной из самых престижных юридических фирм города, «Бэбкок и Андерсон».
– Леди и джентльмены, Рэндолл, как вы знаете, очень тесно связан с администрацией президента.
– Администрация сама шатается, - сказал Хорейс Крим, владелец филиала Си-би-эс.
– И в ноябре рухнет.
– Друзья, - произнес успокоительно Уиткок, - я вас прошу подумать о пучках частиц.
– Чего?
– переспросил Хобсон.
– Что такое? Ты действительно думаешь, что новое оружие скажется на результатах голосования? Войны нет. Все теперь - наши друзья.
Уиткок безмятежно кивнул:
– А вы подумайте о применениях.
Все замолчали, не очень понимая, о чем он говорит.
– Представьте себе излучатели на самолетах и кораблях. И сообразите, что бомбы и ракеты теперь полностью устарели.
Крим наклонился вперед, поморщился, достал блокнот и что-то в нем черкнул.
– И спросите себя, кто сможет теперь бросить вызов этой стране. А потом спросите себя, как пойдет избирательная кампания, когда это дело развернется вовсю.
Тайманов от выпивки отказался.
– Господин президент, - сказал он, - я встречаюсь с вами и вашими предшественниками почти тридцать лет. Я должен признаться в личной симпатии к вам. Вы честный человек, насколько человеку нашей профессии дозволено быть честным. И мне было бы приятно верить, что нас связывают узы дружбы.
Харли был наедине с министром. Он назначил встречу на время, когда госсекретарь был занят, и мог поговорить с Таймановым наедине, не оскорбляя Мэтта Яновича.
– Я должен также сознаться, - продолжал русский, - что хотя многие из таких встреч проходили при напряженной обстановке, сегодня я впервые говорю с хозяином этого кабинета… - здесь Тайманов устремил на президента острый, пронизывающий взгляд, - при обстоятельствах столь серьезных.
Русский министр иностранных дел происходил из аристократической семьи, связанной с Романовыми. Революцию она пережила, более или менее не пострадав, сохранила свое влияние и традицию, а сыновей своих по-прежнему посылала учиться за границу. Тайманов родился осенью 1939 года, примерно тогда, когда вермахт начал осеннюю прогулку по ландшафтам Европы.
– О каких обстоятельствах вы говорите?
– спросил Харли, разрешая себе проявить озабоченность, но примешав к ней намек, что смысл замечания от него ускользнул.
– Господин президент, учли ли вы дестабилизирующий эффект своего проекта «Орион»? В случае если он будет успешен.
– Вы знаете, что он успешен.
– Да, знаем.
– Вы также знаете, что он не будет использоваться для угроз России.
– Вами - нет, в этом я уверен. Но можете ли вы ручаться за своего преемника? Можете ли вы меня уверить, что не случится очередного всплеска антироссийской паранойи, и причем тогда, когда вы не будете занимать столь высокий пост, чтобы воспрепятствовать ей? То, что я скажу вам здесь, я никогда не повторю за пределами этого кабинета. Но правда в том, что сейчас у вас есть оружие первого удара, против которого не существует защиты. Никакой. Нападение если произойдет, то со скоростью света.
Простите мое предположение, сэр, но президент Соединенных Штатов уже не просто лидер одной страны или даже союза стран. Вы отвечаете теперь перед мировым сообществом. И я хочу обратить ваше внимание на то, что снабжать одну страну, любую страну, неотразимым оружием значит навлекать страшные опасности на всех.
Я уже сказал, что я вам верю. Российское правительство вам верит. Но ваше пребывание на этом посту непрочно, как вздох. В любом случае через несколько лет вас в этом кабинете не будет. И вы, как и я, знаете, сколь длинная череда людей несовершенных сидела за этим столом.