Послание Климента, митрополита русского, написанное к смоленскому пресвитеру Фоме, истолкованное монахом Афанасием

Подготовка текста, перевод и комментарии Н. В. Понырко

Киевский митрополит Климент Смолятич был вторым на Руси (после Илариона) митрополитом из русских, возведенным на первосвятительский престол без благословения константинопольского патриарха собором русских епископов. Это произошло в 1147 г. при великом киевском княжении внука Владимира Мономаха князя Изяслава Мстиславича,— как сообщает Ипатьевская летопись, «постави Изяслав митрополитом Клима Смолятича, вывед из Заруба, бе бо черноризец, скымник, и бысть книжник и философ так, якоже в Русской земле не бяшеть». Противники Изяслава Мстиславича в междукняжеской борьбе (а это было время особенно обострившихся княжеcких усобиц) были противниками и митрополита Климента, и когда в 1149 г. князь Изяслав был изгнан

с киевского стола Юрием Долгоруким, с ним вместе принужден был покинуть Киев и митрополит Климент. Но уже в 1150 г. Изяславу Мстиславичу удалось вернуть себе киевское княжение, вместе с ним вернулся в Киев и митрополит Климент. После смерти Изяслава Мстиславича, когда Киев вновь занял Юрий Долгорукий, Клименту опять пришлось оставить митрополию: князь Юрий с честью принял присланного из Царьграда митрополита Константина. Новый митрополит провозгласил «испровержение» «Климовой службы и ставлений», так что попы и дьяконы, поставленные Климентом, получили от митрополита-трека разрешение вновь священнодействовать только после того, как подали какое-то «рукописание на Клима». Несмотря на такое развитие событий, Климент Смолятич еще дважды после этого имел шанс занять митрополичий престол. После смерти Юрия Долгорукого (1158 г.), когда дети князя Изяслава Мстиславича позвали на киевское княжение своего дядю князя Ростислава Мстиславича Смоленского, между племянниками и дядей произошел спор, кому быть при Ростиславе митрополитом в Киеве. Дети Изяслава настаивали на кандидатуре Климента, а Ростислав Мстиславич хотел оставить Константина. Чтобы никому не было обидно, решено было пригласить третье лицо (тем более, что концу спора между князьями митрополит Константин скончался), в результате чего в 1161 г. в Киев прибыл из Константинополя митрополит Федор.

1163 г. митрополит Федор умер. И снова сделана была попытка вернуть Климента Смолятича на митрополию. На этот раз его поддержал сам великий киевский князь Ростислав Мстиславич, решившийся просить Византию поставлении Климента и пославший, как сообщает летопись, в Константинополь своего посла, «хотя оправити Клима в митрополью». Но княжеского посла опередил новый митрополит Иоанн, присланный в Киев от константинопольского патриарха. Князь Ростислав поначалу не хотел принимать этого митрополита, но византийский император поднес ему «дары многи», уговаривая признать их ставленника, и Ростислав Мстиславич согласился. Право поставлять на Русь митрополитов осталось за константинопольским патриархом.

С этого момента русские летописи перестают упоминать Клименте Смолятиче; дальнейшая судьба его неизвестна.

Послание пресвитеру Фоме — единственное дошедшее до нас сочинение митрополита Климента, хотя из летописи известно, что он «многа писаниа, написав, предаде». Летописи сохранили характеристику Климента Смолятича как книжника и философа, какого прежде не бывало в Русской земле, и его Послание подтверждает неслучайность такой характеристики. Пресвитер Фома, как видно из контекста Послания, укорил Климента Смолятича в том, что он тщеславится своей ученостью. ответ на это Климент обрушил на своего адресата целый поток аллегорических толкований текста Священного писания, доказывая ему необходимость их постижения для духовного воспитания христианина. Письмо Климента — это настоящий трактат в защиту аллегорического способа понимания Писания, из которого видно, что автор его прошел хорошую школу византийской образованности.

Со времен возникновения в Византии на заре христианства Александрийской школы богословия христианская культура разрабатывала аллегорический метод понимания библейской священной истории, заключающийся в том, что совершившееся во времени событие понимается как иносказание смысле, пребывающем вне времени. При таком подходе тексту Священного Писания всякий библейский рассказ подлежит толкованию в трех значениях: буквальном (или историческом), моральном (или душевном) и мистическом (или духовном). По Посланию Климента Смолятича видно, что аллегорическим методом толкования библейских текстов он владел вполне.

Философами на Руси называли людей образованных, ученых. Византии это слово имело и более конкретный оттенок, там оно употреблялось в значении звания для лиц, окончивших высшую школу, и было равноценно званию учителя. Современники называли Климента Смолятича философом, из его Послания пресвитеру Фоме видно, что на это у них были основания.

пресвитере Фоме нам известно только то, что можно извлечь из содержания Послания. Климент Смолятич послал «философское» «писание» некоему князю (очень вероятно, что Ростиславу Мстиславичу Смоленскому, так как Фома назван в заглавии пресвитером Смоленским), приближенным которого был священник Фома; содержание этого сочинения стало известно Фоме, и он со своей стороны направил послание Клименту, укорив его в философском кичении; возможно, Климент задел каким-то образом в своем сочинении, направленном князю, Фому; возможно, это был давний его оппонент. Дошедший до нас фрагмент переписки между князем, Климентом Смолятичем и пресвитером Фомой дает нам представление существовании на Руси открытой литературно-богословской полемики между княжескими дворами, в которой участвовали целые общественные круги во главе с князьями: недаром Климент читал полученное им от Фомы послание «предмногыми послухи и пред княземь Изяславом»; возможно, таким же образом и Фома ознакомился с «писанием» Климента его князю.

Время создания Послания определяется периодом между 1147 г., годом возведения Климента в митрополиты, и 1154 г., годом смерти князя Изяслава Мстиславича, упоминаемого в Послании как здравствующего.

Послание митрополита Климента известно нам не в первоначальном своем виде, а, как видно из заглавия, с наслоением толкований некоего монаха Афанасия, внесенных в текст в виде вкраплений. Попытку выделить толкования Афанасия из текста Климента см. в книге: Понырко Н. В. Эпистолярное наследие Древней Руси. XI—XIII вв. Исследования, тексты, переводы. СПб., 1992, с. 116—123.

Послание дошло в испорченном виде: многие фрагменты в нем перепутаны местами; очевидно, что в том протографе, с которого делались дошедшие до нас списки (их известно два), были перепутаны листы. настоящем издании оторвавшиеся фрагменты возвращены на свои места, за счет чего восстановлена смысловая последовательность текста, в комментариях даны соответствующие пояснения. Обоснование перестановок см. в книге: Понырко . . Эпистолярное наследие Древней Руси... с. 97—123, 137—139.

Мы публикуем Послание Климента Смолятича по рукописи нач. XVI в.— РНБ, Кирилло-Белозерское собр., № 134/1211, л. 214 об. — 231; исправления, сделанные по другому списку (РНБ, собр. ОЛДП, F. № 91, л. 186 об. — 194, нач. XVI в.), другим рукописям и по смыслу, выделены курсивом.

Господи, благослови, отче!

Почет писание твоея любве, яже аще и медмено бысть, почюдихся и в чинъ въспомяновениа приникъ, зло дивихся благоразумию твоему, возлюбленый ми о Господе брате Фомо. Имать писание твое наказание с любовию к нашему тщеславию, и тако с радостию прочет пред многыми послухи и пред княземь Изяславом тобою присланое къ мн писание. И вину ми исповдавшу, егоже ради пишеши, ты же, любимиче, не тяжько мни мною восписаною ти хартиею.

Речеши ми: «Славишися, пиша, философ ся творя», а первие сам ся обличаеши: егда к тоб что писах, нъ ни писах, ни писати имам. А речеши ми: «Философьею пишеши», а то велми криво пишеши, а да оставль аз почитаемаа Писаниа, аз писах от Омира, и от Аристотеля, и от Платона, иже во елиньскых нырх славн бша. Аще и писах, но не к теб, но ко князю, и к тому же не скоро. А еже сожалил еси, оже тя есмь вмнилъ, а Богъ свдтель, яко не искушаа твоего благоумиа, но яко просто писавь. Да аще того не моглъ еси разумти, то всуе приводиши на мя учителя своего Григоря.[1] Речеши бо: «У Григоря бесдовал есмь о спасении душевнмь». Да еда коли порекох ли укорих Григоря? Но еще исповдаю, яко не токмо праведенъ, но и преподобень, нъ аще дерзо рещи, святъ есть. Но обаче того аще не училъ тя, то не вд, откуду хощеши поручившаяся теб душа руководити, Григорю бо и теб того не вдати.

Но чюдо речеши мн: «Славишися!» Да скажю ти сущих славы хотящих, иже прилагают домъ к дому, и села к селомъ, изгои же и сябры, и бърти, и пожни, ляда же, и старины, от нихже окааный Климъ зло свободен. Нъ за домы, и села, и борти, и пожни, сябръ же и изгои — землю 4 лакти, идже гроб копати, емуже гробу самовидци мнози. Да аще гроб свой вижю по вся дни седмь краты, не вмъ откуду славити ми ся. Не бо ми, рече, мощно иного пути имти до церкви, кром гроба. Аще похотлъ бых славы, по велику Златоязычнику, то не чюдо, мнози бо богатство прзрша, славы же — ни единъ, а первое искалъ бых власти по своей сил. Но съвдый сердца и обистья тъ единъ съвсть, но елико молихся, да бых избавился власти. Паки ли по его смотрению а случить ми ся — супротивити ми ся ему нсть лпо.