Посланник смерти
Шрифт:
– Да что с тобой случилось, Сань? Ты совсем сдурел, что ли? – наконец освободил свою руку Михаил, когда мы с ним оказались на балконе.
– Так ты, что, ничего не заметил?
– Нет, а что такое-то?
– Ты просто прелесть! – истерично захохотал я. – Неужели не видел ни взрывчатки, ни детонаторов?
– Ау, ак, как, дак, – начал заикаться он. – Какую такую взрывчатку? – наконец выговорил он.
– Какую? Пойдем обратно, я ее тебе покажу.
Подкравшись на цыпочках к лежащему на столе чемоданчику, я, используя отвертку вместо указки, принялся показывать ему маленькие хитрости, установленные
– Вот видишь эти грязно-коричневые брусочки, укрепленные на боковых стенках с помощью стальных обрезиненных хомутиков?
– Да, – кивнул Михаил.
– А видишь эти латунные цилиндрики и пружинки, торчащие из коричневых брусочков?
– Вижу.
– Вот это-то и есть две стандартные тротиловые шашки и детонаторы к ним, вставленные сразу с обеих сторон в каждую из них.
– И какова же их мощность, – совсем тихо спросил он, отодвигаясь к двери, – то есть я хотел спросить, если они, не дай Бог…
– Лучше и не спрашивай, – прошептал я в ответ, – но капитальный ремонт вашей квартире уже не поможет.
– В таком случае нельзя ли его, гм, гм, отсюда удалить? – он показал пальцем на чемоданчик.
– Можно. Бери телефон, звони ноль два, вызывай саперов.
– А что, если нам самим попробовать разрядить эту «адскую машину»? – подтолкнул меня в бок Михаил. – Если мои родители узнают, что здесь столько времени бомба хранилась, у них точно с сердцем плохо будет.
– Ты думаешь, если нас здесь в клочки разнесет, то все обойдется? – злобно фыркнул я.
– Нет, конечно, но ведь до сих пор эта штука не сработала, может быть, она давно испортилась?
– Ага, – сказал я, присмотревшись к взрывному устройству, – понятно, почему оно до сих пор не сработало. Видишь, – указал я на штырьки винтов, которыми мы вскрыли дюралевый контейнер, – вот они-то нас и спасли. С одной стороны, винты выступают как своеобразные предохранители, а с другой – как спусковой механизм.
– Создается такое впечатление, Сань, что все эти пластинки и пружинки определенным образом закольцованы, и в определенный момент…
– Точно, точно, – дошло наконец и до меня, – но это означает только одно, что если первый винт мы могли ввинчивать совершенно произвольно…
– То последующий должен либо поставить всю систему на следующий по порядку предохранитель, или же привести мину в действие, – закончил за меня Михаил.
Мы помолчали несколько минут, обдумывая каждый про себя создавшуюся ситуацию.
– Слушай, Миш, давай с тобой определимся прямо сейчас: либо мы все же зовем саперов, либо пытаемся извлечь взрыватели сами.
– А как?
– Пожалуй, потребуется не многое, – успокоил его я. – Достаточно будет найти несколько скрепок и пинцет.
Вскоре все это лежало передо мной. Разогнув пару скрепок, я попросил Михаила на всякий случай зажать пальцами пружины бойков, после чего вставил полученную таким образом проволоку в будто бы специально проделанные отверстия заостренных ударных штырьков. Добившись полного их обездвиживания, я взял пинцет и осторожно, буквально по миллиметру извлек первый детонатор из отверстия в тротиловой шашке. Отложив его подальше, я выдохнул и, успокоив усилием воли непроизвольную дрожь в пальцах, взялся за второй детонатор. В итоге минуты за три нам удалось вполне самостоятельно разрядить эту
Первым мы извлекли тот самый мешочек, за которым потянулся Михаил. Был он изготовлен из серой, грубой выделки кожи, и горловина его была перевязана кожаной же тесемкой. Развязав ее, мы осторожно вытряхнули его содержимое на стол. Это были какие-то обломки, шарики и замысловатые части некоего механизма, совершенно непонятного предназначения. Перебрав их и решив, что покрытые патиной времени обломки не стоят ровным счетом ничего, мы отложили их в сторону. Затем взялись за плотный, примерно полуметровой ширины свиток, намотанный на почерневший от времени деревянный стержень. Развернув его на столе, мы обнаружили на нем написанный от руки текст на совершенно незнакомом нам языке. Внутри свитка оказался намотанный на тонкую отполированную палочку примитивный, сотканный вручную коврик. Мы развернули и его. На старой, сплетенной из грубых волокон тряпочке давным-давно выцветшими красками были изображены какие-то концентрические разнокалиберные кружочки, усыпанные крупными черными точками.
– Слушай, Саня, – потряс Михаил передо мной ковриком, – зачем сюда понапихана вся эта белиберда?
– Да оставь ты его, – отмахнулся я, – кажется, мне что-то ценное попалось.
В одном из наполнявших чемоданчик мешочков я нащупал нечто похожее на шкатулку.
– Вот, смотри-ка, – поставил я изящный, тщательно отполированный сундучок на столешницу, – правда, на карельскую березу похоже?
– Похоже, – согласился Михаил, – только та посветлее.
Он взялся за крышку шкатулки и попробовал ее открыть, но у него ничего не получилось.
– Не торопись, – сказал я, – осмотри его более внимательно, там наверняка должно быть какое-то запорное устройство.
Довольно долго мы крутили шкатулку и так и этак, пока не догадались, что бронзовое небольшое колечко посередине крышки и является запором. Совершенно случайно повернув его на девяносто градусов, мы услышали слабый щелчок, и крышка откинулась сама собой. Нашим взорам предстал свернутый в несколько раз кусок отлично выделанной кожи с уже знакомыми письменами; под ним мы обнаружили некое изделие, которое сразу же окрестили «перстнем». Оно и действительно представляло из себя нечто, весьма напоминающее обычное женское украшение. Правда, вместо одного кольца, с помощью которого рядовой перстень держится на пальце, здесь их было два, и весьма толстых. Сама розетка перстня представляла из себя вытянутый пупырчатый овал, сделанный из тусклого металла, в центральном углублении которого сидел невзрачный, конусовидный камешек багрового цвета.
– Похоже на ритуальное украшение, – проговорил Михаил, напялив находку на палец.
– Вряд ли. Какой-то оно имеет казенный, я бы даже сказал, утилитарный вид.
– Пожалуй, ты прав, Сань. Да и колечки эти явно велики для наших пальцев, даже для большого.
Он отложил перстнеобразную конструкцию в сторону и еще раз посмотрел на нее с досадой.
– Жалеешь, что эта штука не из золота? – спросил я, укладывая ее на место.
– Ага, – кивнул он, – действительно обидно.