Посланник смерти
Шрифт:
Пересняв все тексты, Илья сфотографировал и выцветший квадратный коврик с неясными кольцевыми рисунками.
«Попробую-ка я вытащить дополнительную информацию из коврика при дополнительном усилении контрастности во время печати, – решил он, – а то очень здесь все блекло. А чемоданчик, пожалуй, отдам на спектроскопию. Пусть посмотрят, где и когда он изготовлен и соответствует ли он рассказанной Александром легенде».
Несмотря на то что могучий ранее организм Комитета госбезопасности подвергался в то бурное время постоянным реорганизациям и сокращениям, технические службы его избежали кадровых перетрясок и работали вполне стабильно и профессионально. И поэтому уже к вечеру того же дня на столе у майора Хромова лежали фотографии документов. Он сложил их в папку и, поскольку было достаточно поздно, отправился домой.
Уложив в постель сынишку и оставив жену за просмотром очередного сериала, он уединился у себя в кабинете и, сняв с полки два потрепанных немецко-русских словаря, открыл дневник. Первая его страница не имела никакой даты и содержала довольно длинный перечень припасов, явно собранных для длительного путешествия. Перечислялись веревки и ледорубы, шоколад и галеты, чай и медикаменты.
– Так, так, – прошептал Илья, – если судить по количеству спальных мешков, то в поход собрались четверо, но ледорубов они с собой берут почему-то шесть. А может быть, с ними шли еще двое проводников, которым стандартные альпинистские мешки были ни к чему? Экспедиция наверняка направлялась в горы и, судя по набору альпинистского снаряжения, горы весьма солидные. Жаль, что здесь не упоминаются ни их маршрут, ни фамилии участников экспедиции. Вот только одно имя – Гюнтер. Да и то в какой-то странной связке: «Аптечка Гюнтера». Причем слово «аптечка» почему-то взято в кавычки. Так, – перевернул он страничку, – вот и первая дата – 16 апреля 1939 года. Прекрасно, и о чем же здесь идет речь?
За час упорной работы майор Хромов осилил не более двух десятков страниц и, почувствовав в глазах нестерпимую резь, отложил дневник в сторону. Откинувшись на кресле, он принялся анализировать материал.
«Экий, однако, сухой педант писал, – думал он. – Всюду повторяются непонятные значки да бесконечные промеры пройденных отрезков пути, азимутные замеры компаса да показания шагомера за рабочий день. Впрочем, не все. Есть еще и суточный расход продуктов. Вот откуда мы и попробуем плясать». Илья включил лампу и вновь придвинулся к столу.
– Итак, – вернулся он к началу датированных записей, – что же они лопали, голубчики, во время путешествия, а главное, сколько?
Вынув из ящика стола чистый лист бумаги, он начал записывать вычитанные из дневника сведения: «Две пачки галет, три банки тушенки, копченые колбаски, сухое молоко, твердый сыр, чай черный…» Закончив подсчет выделяемых на сутки порционных блюд, Илья удовлетворенно побарабанил пальцами по столешнице.
– Все-таки их было шестеро, – удовлетворенно прошептал он. – Следующая дата двадцать восьмое, – отметил он на своем листочке, – вторник. «Ветер тихий, северный. Минус восемь. Спускаемся четыре часа с осыпи в ущелье N-15. Азимут 103. Стоянка два часа. 11 704. Голец с запада в виде расщепленного лезвия топора. Вышли на старую китайскую тропу к 16 часам. К. и Р. советуют сделать остановку и дать отдых животным. Говорят, что завтрашний подъем на перевал будет очень тяжел. “Алеф” натер левую ногу, и наш милосердный “Силум” наложил ему на лодыжку повязку». Да кто же там был-то? – заерзал на сиденье Илья. – Что за имена у них такие? «Алеф», «Силум», да в те годы людей с такими именами в Германии и днем с огнем нельзя было сыскать. – Он перевернул страницу и, не став изучать список съеденных продуктов, торопливо пробежал глазами следующую запись: «Минус два у подножья… Средний угол подъема… Ветер…» Не то, – шептал он, – не то. Вот. «Азимут 117, до отметки 5468, затем 122, до отметки 8223». Так, есть, – он быстро перевел взгляд на другую часть страницы. – А тут? Вот и тут есть. «Азимут до отметки 9008, 125 – 128. Ветер…» Да черт с ним, с ветром. – И тут Илью озарила догадка. – А тут на самом деле есть что-то интересное. Азимут, азимут, – повторил он, – угол между какой-либо точкой и направлением на север. И здесь на каждой странице мы имеем и азимут, и связанное с ним упоминание об определенной числовой отметке. Если перевести данные в графическую форму, то можно начертить приблизительную схему движения экспедиции.
Приняв пятьсот условных шагов за один миллиметр, Илья обозначил на листе миллиметровки разлинованной бумаги стороны света и принялся с помощью транспортира, линейки и циркуля прокладывать пройденный экспедицией маршрут. Примерно через полтора часа кропотливой работы Илья Федорович стал понимать, что странная шестерка альпинистов описывала в своем движении громадное, протяженностью в десятки километров, кольцо. И когда, к трем утра, он наконец завершил свой кропотливый труд, то перед ним лежало изображение корявого, более похожего на шестеренку со сточенными и сломанными зубьями, но явно кольца, правда, не замкнутого…
«Весьма необычная складывалась ситуация, – размышлял он, сидя по вечерам в зале компьютерного архива, – совершенно не типичная для того периода. Внезапное появление немецкой автоколонны в нашем тылу было вполне возможно в начальный период войны, когда зачастую не существовало сплошной линии фронта и немцы смело совершали глубокие прорывы в расположение наших войск. Но прорвавшиеся части двигались в основном на восток. Нечто подобное происходило и позже, во время нашего наступления. Только в этом случае через линию фронта прорывались отставшие части немецких войск, и двигались они теперь на запад. В случае же с броневиком все происходило в полном противоречии с логикой. Немецкие войска всей своей массой рвались на восток, а эта странная автоколонна, напротив, мчалась на запад. Кроме того, непонятно, почему такое рвение для поимки удиравшей колонны проявляли части Смерша. Стало быть, по нашим тылам гуляла не обычная заплутавшая воинская часть, а особое подразделение германского абвера, выполнявшая некое специальное задание. Отсутствие каких-либо документов у убитых немцев и тот факт, что на них были наши армейские сапоги, только подтверждают мою догадку. Стало быть, они заранее готовились к любой ситуации и допускали, что в случае осложнения ситуации им придется уходить пешком и врассыпную. В этом случае довольно легко можно подобрать себе одежду с захваченных или убитых военнослужащих, но подобрать подходящую по размеру обувь в столь экстремальных условиях гораздо сложнее. Таким образом, получается, что наш спецназ гонялся за их спецназом. Но вот зачем? Что привело к нам немцев? Груз автомобиля, его пассажир или что-то иное?»
Ответа на эти вопросы Илья Федорович, сколько ни старался, не находил ни в документах фронтовой разведки, ни в штабных телеграммах, ни в отчетах Главного разведуправления. Только в одном из отчетов, по действиям фронтовой авиации с 10 по 15 июля 2-й воздушной армии Воронежского фронта, он обнаружил объяснительную записку командира второй эскадрильи двенадцатого полка штурмовой авиации. Тот писал, что не сам санкционировал вылет пары самолетов под общим командованием старшего лейтенанта Романа Таранцева, который привел к гибели ведущего и вынужденной посадке второго самолета из-за повреждения мотора. Приказ на облет прифронтовой полосы с целью поиска и уничтожения неприятельской автоколонны поступил к нему от начальника особого отдела дивизии подполковника Черкасова. Поскольку на аэродроме оказалась только одна пара самолетов, то он был вынужден послать их снова в полет, не дав пилотам времени даже на минимальный отдых. Только этот документ и можно было хоть каким-то образом связать с легендой об утонувшем броневике. Тем более что дополнительная проверка показала, что подполковник Черкасов на самом деле был начальником особого отдела и что вторая воздушная армия действительно базировалась в том самом районе, в котором спустя сорок семь лет со дна реки был поднят загадочный автомобиль. Оставалась единственная возможность – попробовать разыскать оставшихся в живых участников или хотя бы свидетелей тех далеких событий. Илья тяжело вздохнул, понимая, какой каторжный ему предстоит труд, но делать было нечего. Желание узнать как можно больше заставляло его вновь и вновь посылать запросы во всевозможные архивы, рыться в картотеках и перечитывать многочисленные военные мемуары, где могли быть описаны события тех июльских дней. Но все его титанические усилия не давали никаких результатов. Тогда Илья Федорович решил действовать иначе. Он принялся как бы между делом расспрашивать своих сослуживцев, в надежде выявить среди них того человека, который бы подсказал ему, как можно найти старых сотрудников Комитета. Именно среди них он надеялся отыскать тех из них, кто в годы войны служил в военной контрразведке и в июле 1943 года мог находиться в районе затопления бронеавтомобиля. Он даже подключил к этим поискам своего тестя, который, казалось, знал всех сотрудников Лубянки поименно. Только после такого отчаянного натиска он получил-таки адрес человека, который совершенно точно должен был хоть что-то знать о событиях на Курской дуге. Тот проживал в небольшом городе Борисоглебске, на улице Чапаева. Илья решил навестить его как можно скорее. Сняв трубку, он заказал по телефону билет на ближайший поезд.
Позвонив в разболтанный, висящий на одном шурупе звонок, Илья приник ухом к черному дерматину, частично покрывающему древнюю двустворчатую дверь.
Кажется, никого дома нет, решил Хромов, поворачиваясь к лестнице.
Вдруг дверь позади него жалобно скрипнула и приоткрылась. Илья обернулся. На него через небольшую щель грустными глазами смотрел старик, одетый в обвисшую застиранную майку и полосатые пижамные брюки.
– Семеновых нет, – глухо произнес он, – уехали вчера к себе на дачу. – Он потянул было на себя ручку двери, но Илья его опередил.
– Да я, собственно, к вам приехал, Станислав Петрович. Я из Комитета, из Москвы, – добавил он, чувствуя, что его собеседник не расположен принимать гостей.
– Неужели из самой московской «конторы» приехали? – удивился старик. – Зачем же я им понадобился?
– Да нет, не им, а лично мне, – сказал Илья Федорович.
Мужчина нерешительно потоптался на месте, но потом все же снял с двери цепочку и распахнул дверь пошире.
– Заходите, коли так, – проговорил он, медленно отступая в глубь коридора.
С трудом протиснувшись в дверной проем, Илья последовал за хозяином по длинному, загроможденному старой мебелью коридору.
– Ну что же, – гораздо бодрее произнес хозяин квартиры, когда они уселись за накрытый малиновой бархатной скатертью круглый стол. – Как мне вас звать-величать?
– Хромов, Илья Федорович, майор Федеральной службы безопасности, вот мое удостоверение.
Он протянул хозяину квартиры свою красную книжечку, но тот отрицательно помотал головой.