Посланник смерти

Косарев Александр Григорьевич

– Тогда зачем же он об этом пишет, да еще и публикует поэму? – спросил Михаил, увлекая меня на кухню.

– А откуда мы знаем, что он сам стихи написал? Ведь вполне могло случиться и так, что наш путешественник не смог по каким-то причинам вернуться в свой фатерланд, но свой отчет о путешествии он должен был переслать туда любой ценой. И поэтому либо он сам, либо кто-то по его просьбе изложил его донесение в аллегорической форме. И тот же человек постарался как можно быстрее опубликовать поэму в надежде на то, что он будет замечен и воспринят

людьми, посвященными в эту проблему.

– Да, но если предположить, что надпись внутри кольца связана с «Пасынком» из поэмы, – возразил я, – то получается неоправданно большой разрыв по времени. Допустим, нашему путешественнику в 1895 году было примерно тридцать лет, но тогда в 1943 году ему бы было уже около восьмидесяти!

– Да-а-а, – озадаченно протянул Михаил, – в таком солидном возрасте не до путешествий по бескрайним просторам нашей родины, уж не говоря о марш-бросках на бронемашинах через линию фронта.

– Поэтому остается предположить только одно: в операции, закончившейся утоплением броневика, принимал участие какой-то другой, совершенно посторонний человек. Вот только узнать, кто это был такой, нам с тобой вряд ли когда-нибудь удастся!

Загадку мы в тот день, разумеется, не отгадали, ибо числилась она в «черном списке» тех страшных тайн уходящего века, что даже случайное упоминание о ней могло повлечь непредсказуемые последствия для судеб очень многих людей. А поскольку в своем расследовании мы зашли в тупик, то необычное происшествие и было бы скоро нами забыто, если бы не одна совершенно случайная встреча, давшая новый толчок этой истории.

Случилось так, что в институте, где я трудился в так называемые перестроечные годы, настали совсем скверные времена, и мне пришлось искать себе новое место работы. В поисках его я колесил по Москве, навещая родственников, друзей и просто знакомых. В один из дней мне предстояло встретиться с владельцем магазина «Альбион», открывшегося рядом с баскетбольным залом ЦСКА. Выходя на станции «Динамо», я краем глаза заметил мелькнувшего в толпе мужчину, лицо которого показалось мне знакомым. Так и не вспомнив, при каких обстоятельствах нас сталкивала жизнь, я, тем не менее, решил возобновить знакомство, рассчитывая в случае успеха поинтересоваться у него и насчет работы. Выбрав момент, когда мы с ним оказались рядом, я прибавил шагу и, поравнявшись с ним, громко воскликнул:

– Ба, кого я вижу!

Мужчина, поняв, что обращаются именно к нему, остановился и с интересом взглянул на меня.

– Позвольте-ка, – с минутной задержкой произнес он, прищуриваясь, – вас, кажется, Александром зовут?

– Да, да, – радостно закивал я, мучительно напрягая оплошавшую память, – точно так. Но вот ваше имя, – виновато развел я руками, – ну никак не припомню.

– Да Хромов я, – усмехнулся он, – Илья. Мы ведь были однокурсники.

Заметив, что я собираюсь дружески похлопать его по плечу, он предостерегающе поднял правую руку:

– Ой, Саш, ты будь со мной поласковее, – попросил он.

– Что такое, никак бандитская пуля задела?

– Ты угадал, – грустно кивнул он, – только сегодня из госпиталя выписался.

– И где же тебя угораздило? – удивился я.

– В Калининграде, – понизив голос, ответил Илья, почему-то опасливо оглянувшись по сторонам. – Да мне еще, считай, повезло. Хуже другое. Вернулся я домой, а в квартире никого. Записка только на кухне от жены лежит: «Уехала к маме. Обострилась ее болезнь. Игорька забрала с собой. Целую, Алла». Вот, думаю, незадача. Рука болит, ни помыться толком, ни приготовить себе ничего не могу. Поехал к родителям, а там тоже облом. Они неделю назад к брату отца уехали.

– Так они, что, ничего не знали о твоем ранении? – уточнил я.

– Да нет, они считают, что я все еще сижу в Прибалтике. Разубеждать же их мне не хотелось.

– Слушай, мне все равно здесь выходить. Давай я тебя провожу до дома, а заодно и помогу переодеться и помыться, – предложил я.

– Правда? – обрадовался Илья. – Вот спасибо. А то в больнице я так по нормальной ванне соскучился, ты себе даже не представляешь.

Мы выбрались на поверхность и, прикупив кое-что из продуктов, двинулись к Савеловскому вокзалу. По дороге я, в свою очередь, рассказал о своих мытарствах последних дней, связанных с поиском работы.

– Как ты роскошно устроился, – с некоторой завистью пробормотал я, помогая Илье снять пальто, – прямо как иностранный дипломат.

– Да, верно, – вздохнул он, осторожно вытягивая левую руку из рукава, – правда, моей заслуги в этом нет. Всю мебель и прочую обстановку сюда привезли тесть с тещей. Я бы сроду такого не купил. Да и саму квартиру я получил от тестя к годовщине рождения сына. – Заметив, что я стою, не зная куда пристроить сумки с продовольствием, он сказал: – Выкладывай прямо на кухонный стол и включай телевизор, если хочешь, а я быстренько ополоснусь в душе.

Пока мой однокурсник мылся, я приготовил незамысловатый обед и накрыл на стол.

– О-о-о, да ты прямо кудесник, – сказал Илья, не ожидавший от меня такой прыти. – Мастер кухонной икебаны.

Утолив голод, мы вновь вернулись к прервавшемуся разговору.

– Слушай, Илья, не найдется ли в твоей конторе какого-либо местечка для безработного интеллигента с разносторонней подготовкой?

Он как-то странно взглянул на меня:

– А ты хоть знаешь, где я работаю?

– Нет, конечно, – пожал я плечами.

– Давно без работы сидишь?

– Да нет, недели две.

– Во-от, значит, в чем дело, – протянул он, – тут я как раз тебе и подвернулся.

Илья поднялся и призывно кивнул головой:

– Пойдем-ка лучше в мой кабинет, там и поразмыслим над этим вопросом.

Мы вошли в просторную комнату с большим, почти во всю стену окном.

– Садись, Саш, – попробовал пододвинуть мне одной рукой кресло Илья.

– Ты не беспокойся, садись в него сам, а я лучше на диванчике.