После долго и счастливо
Шрифт:
Левой рукой я ставлю свой майтай на ближайший столик. Моё кольцо отражает искры света и привлекает его внимание.
Он вздыхает.
— Лучшие всегда уже заняты.
Я невольно улыбаюсь теперь, когда знаю, что мы на более комфортной территории.
— Меня сюда вытащили ради моего семейного положения, или я создаю впечатление той, кто умеет петь?
Он смеется.
— Я надеялся насчёт первого и был уверен во втором. Зовут Марком.
— Привет, Марк. Фрейя. Что у нас будет?
— Что ты поёшь? — спрашивает он,
— Да что угодно.
— Хм, — он прикусывает губу. — У тебя голос с хрипотцой. Альт?
— Не то чтобы я хотела хвастаться, но мой голос становится таким, как я захочу. Так что обо мне не беспокойся.
Он смеётся, запрокинув голову.
— Чёрт, у меня проблемы. Ладно, Адель, — говорит он, подмигивая, затем берёт укулеле и быстро наигрывает мелодию. — Готова?
— Ага.
Когда он увеличивает громкость и повторяет вступление, я хватаю микрофон, наполняю лёгкие воздухом и беру первую ноту, тёплую и насыщенную, как солнечный свет, льющийся из моего горла. Глаза щиплет от слёз, когда я чувствую силу в своём голосе. Это землетрясение в моей груди, предупреждение, сотрясающее меня из центра тела и во все стороны.
«Больше никогда не забывай меня вот так».
Как я позволила этому ускользнуть от меня? Как я настолько онемела, что похоронила эту нужду петь, подобную потребности в дыхании, потребности в чувствах?
Каким-то уголком своего сознания я понимаю, что притупила свои чувства тогда, когда притупила свою боль. Потому что ты не можешь выбирать, какие эмоции чувствовать — или ты осознаёшь и испытываешь их все, или нет. И я выбрала онемение, чтобы пережить боль своего брака.
Но больше нет. Моё сердце, его глубина и дикость созданы не для того, чтобы быть похороненными. Моё сердце должно придавать силы моей жизни. Питать мою работу, мои отношения, моё стремление к радости. И я снова принимаю эту силу, пока каждая нота пробивает мои лёгкие и разносится по пространству вокруг. Я даю себе обещание: я больше не брошу себя вот так. Я больше никогда не буду подавлять эту жизненно важную часть себя.
Когда Марк ускоряет темп и присоединяется ко мне в гармонии, остальные музыканты тоже подключаются. Я закрываю глаза и во всё горло пою припев. Впервые за долгое время я чувствую себя живой.
Дико и прекрасно живой.
Глава 17. Фрейя
Плейлист: Cage the Elephant — Whole Wide World — Unpeeled
Бурля адреналином, я плюхаюсь обратно на своё место, задыхающаяся и вспотевшая. Такое чувство, будто лампочка во мне снова горит, горячая и раскалённая, и я вздыхаю с облегчением.
— Это было невероятно, — говорит Уилла, подвигая ко мне свежую порцию коктейля.
Я беру из бокала цветок гибискуса, облизываю стебелёк, затем пристраиваю его за своим ухом.
— Спасибо. Это ощущалось невероятно.
—
Узнав голос своего младшего брата, я машинально отвечаю:
— Спасибо, Олли, — затем повторным взглядом окидываю долговязого блондина, стоящего рядом. — Олли?
Я резко поворачиваю голову, расширяя фокус внимания и подмечая две широкоплечие фигуры, прислоняющиеся к колонне возле нашего столика. Райдер. Рен.
Я оборачиваюсь за себя. Аксель. Вправо. Вигго. Он улыбается.
— Привет, сестричка.
— Привет, — осторожно отвечаю я, оглядывая их всех. — Вы что тут делаете, ребята?
Оливер наклоняется мимо меня и хватает кусочек копчёной свинины.
— Слышали, тут живое караоке.
— Вот и решили заскочить, — говорит Вигго.
Я смотрю на Рена. Он чист сердцем и ужасно не умеет врать. Но он сосредоточен на Фрэнки, язык которой проделывает такие штучки с коктейльной трубочкой, что даже я краснею.
Райдера прочесть невозможно. Акселя тоже. Проклятье.
— Где Эйден? — спрашиваю я.
Акс достаёт руку из кармана и показывает на караоке-группу.
— Вон там.
Я так резко поворачиваю голову вперёд, что что-то в моей шее щёлкает, а потом жжётся.
Твою. Ж. Мать.
Эйден забирает у Марка электрогитару, и отсветы факелов оставляют золотые проблески на его тёмных волосах, озаряя его крепкий силуэт. Рубашки с короткими рукавами ни на ком не смотрятся хорошо, кроме Эйдена, и этот вечер не является исключением. На нём синяя батистовая рубашка с небрежно подвёрнутыми рукавами, одна из моих любимых, потому что в ней его яркие, синие как океан глаза кажутся ещё более синими. Мягкая и поношенная ткань облегает мышцы его рук, пока он поднимает ремень гитары и закидывает на плечо.
Шорты хаки. Длинные загорелые ноги с тёмными волосками. Я помню, как они ощущались, задевая меня в постели прошлой ночью, помню тот импульс тоски, пронзивший меня, когда он повернулся и вздохнул во сне.
Когда его пальцы перебирают струны, я скрещиваю ноги от ноющего ощущения между ними.
Я пьяная. Дело наверняка в этом.
— Мне уже мерещится, — бормочу я.
— Почему ты так решила? — небрежно спрашивает Райдер. В какой-то момент моей беззвучной паники, пока я смотрела на Эйдена, Райдер оказался возле Уиллы на её стуле, и его палец принялся лениво играть с её кудрями.
— Потому что Эйден может читать лекции про прогрессивные бизнес-практики и микрозаймы перед 11-тысячной аудиторией, но когда я в последний раз попыталась вытащить его в караоке со мной, он чуть не вылез из собственной шкуры. Он стесняется петь перед другими людьми.
Хотя у него очень красивый голос. И когда он играет на гитаре, мне кажется, что я вижу ту часть его, что выходит на поверхность лишь тогда, когда мы делим музыку.
Вигго пристраивает задницу на спинку моего кресла и поправляет гибискус в моих волосах.