После его банана
Шрифт:
Я прищурилась.
— Тебе не кажется, что ты немного форсируешь всю эту историю с бананами?
— Навязывать тебе свой банан никогда не входило в мои намерения.
— Похоже, именно это и входит в твои намерения.
Он уставился на свою промежность, затем погрозил пальцем.
— Это символ, понимаешь? Я говорил тебе, что мои папа и мама познакомились из-за банана. Я хотел иметь возможность сказать то же самое о нас с тобой.
— Может быть, у нас могло бы быть что-то свое. Забудь о банане. — Чтобы подчеркнуть свою
— И в чем бы заключался наш символ? В женском туалете?
Я задумчиво постучала бананом по подбородку, затем подняла глиняный брусок перед собой.
— А что насчет глины?
— На самом деле в этом нет того сексуального подтекста, к которому я стремился.
— Почему нет? Немного поработав, из глины можно сделать все, что угодно. Все начинается с чистого листа. Но мало-помалу ты сможешь придать этому любую форму, какую захочешь.
Майлз опустился на колени, изучая глыбу глины между нами.
— Да. Мне кажется, я понимаю. — Он начал лепить из глины два круга.
Я с любопытством наблюдала за происходящим. Он выхватил банан у меня из рук, как только у него на столе оказались два одинаковых по размеру глиняных кружочка, лежащих бок о бок. Он поставил банан вертикально, прямо над ними.
— Ух ты, — сухо сказала я. — Это буквально фаллический памятник твоей незрелости. И почему-то мне кажется, что ты пропустил мое очень романтичное и милое замечание о глине.
— Напротив… — Майлз указал на одно из глиняных яичек, затем покачал головой. — Хорошо, я сдаюсь. Я просто хотел сделать из них пенис. Но я действительно понимаю, о чем ты говоришь, и это очень мило. Мы можем сделать из глины все, что ты захочешь. Даже если это, вероятно, самая несексуальная вещь, которую я могу себе представить.
— Тогда, может быть, наша фишка в том, что нам не обязательно быть сексуальными. Разве это было бы так уж плохо?
— Это противоречило бы моей натуре. — Майлз указал на свой обнаженный торс. Он улыбался, но внезапно стал серьезным. — Эй. Шутки в сторону… Я не хочу пугать тебя, говоря что-то слишком рано, но я все равно собираюсь это сделать. Мне кажется, я влюбляюсь в тебя.
Мое сердце бешено заколотилось.
Я представляла себе, каким был бы мой момент, когда я была маленькой девочкой. Прогулка верхом за городом и я в хорошеньком маленьком летнем платьице. Я бы оглянулась через плечо на мужчину своей мечты, и он сказал бы мне, что любит меня. Солнце заливало бы нас золотым, совершенным светом. Или я сидела бы в уютном уголке для чтения, в то время как мой утонченный, но нежный парень неожиданно признавался бы мне в любви. Или, может быть, мы попали бы под ливень и смеялись, потому что у нас был заказан столик на ужин, и мы оба промокли и замерзли.
Я никогда не думала, что буду в классе. Или что какая-нибудь соблазнительная певица с низким голосом, которую я не знала, будет петь на заднем плане о «нежной любви у камина». Я определенно не думала, что парень, признающийся в любви, будет выглядеть так, будто собирается участвовать в соревнованиях по прыжкам
Но это было то, чему научил меня Майлз, осознавал он это или нет. Жизнь не должна была идти по моему плану. Иногда самые лучшие вещи происходили не на том идеальном маленьком пути, который я наметила для себя.
Самые приятные моменты были в кустах… в местах, куда можно было добраться только после того, как ты издерешься о колючки и покроешься грязью, тащась по тропе.
Майлз прочистил горло.
— Ты явно сейчас очень напряженно думаешь, и это здорово. Однако для тех из нас, кто находится в классе, было бы гораздо полезнее знать, пытаешься ли ты решить, как спастись. Также нормально, если ты просто пытаешься и терпишь неудачу в попытке превзойти меня и сделать свое признание в любви еще более драматичным.
Я сглотнула.
— Ты сказал, что то, как девушка обращается с твоим бананом, говорит тебе все, что тебе нужно знать, верно?
Майлз выглядел немного встревоженным, но кивнул.
— Возможно, я сказал что-то в этом роде.
Я схватила глиняные шарики, которые он сформовал, и разровняла их, пока они не стали плоскими. С помощью инструмента, похожего на крючок, я вырезала форму сердечка и отделила его от приплюснутого комочка глины. Я положила его на стол, затем положила сверху банан и выжидающе посмотрела на Майлза
— Давай-ка посмотрим, смогу ли я это истолковать. Ты… любишь бананы?
Мне следовало бы догадаться, что он не поймет меня, пока я на самом деле этого не скажу. Я закрыла глаза, пытаясь набраться смелости сказать то, что, как я знала, чувствовала.
Я ведь знала это, не так ли?
Когда я заглядывала внутрь, я чувствовала этот маслянистый, золотистый свет каждый раз, когда думала о Майлзе. Вот кем он был, как бы банально это ни звучало. Мне казалось, что мое сердце было в тени до того, как я встретила его. Когда он был рядом, от него исходило тепло. Как счастье.
Если это была не любовь, то что же тогда?
— Я тоже тебя люблю.
Голова Майлза откинулась назад.
— Ух ты. Это было гораздо более твердо, чем то, что я сказал. — Он встал, делая вид, что ему неловко. — Я не знаю, Рей. Думаю, ты действуешь немного быстро для меня. Все, что я сказал, это то, что я «думаю», что влюбляюсь в тебя. Это совершенно другое.
Я яростно на него посмотрела.
— Ты права. Ты права. Сейчас не время для шуток.
Майлз обошел стол и заставил меня встать, чтобы он смог поцеловать меня.
— И я сказал это таким образом только потому, что не хотел тебя пугать. Я люблю тебя. Падение уже произошло. «Думаю» и «может быть» испарились в тот момент, когда ты решила, что должна совершить грандиозный тур с извинениями только за ту маленькую ложь, которую ты мне рассказала.
— Кстати, о… Тур еще не совсем закончен. Предстоит еще одна остановка, прежде чем я наконец смогу отдохнуть.
— Это кровать? Потому что, если это кровать, ты можешь считать себя полностью прощенной.