После конца
Шрифт:
— Заткнись, — сквозь зубы прошипел Серафим, сжимая деревянные прутья решетки.
— А то что? Ударишь? Застрелишь? Вперед, у вас это видимо семейное — унижать тех, кто заведомо не может дать отпор.
— Ты ничего не знаешь, так что не смей…
— Поверь, знаю, — оборвал его Андрей, садясь ровно. Короткий взгляд в сторону, туда, где раньше сидела Алиса и снова в стену напротив. Юноша наверху интересовал его в последнюю очередь. — И очень хорошо. Так что не рассказывай какого тебе было смотреть, подумай о том, что она все это чувствовала. И, возможно, чувствует сейчас.
— Андрей, не надо, — позвала
— Будешь защищать его? А что он сделал, чтобы помочь ей? Она его сестра, а он просто позволил их… преподобному трахать ее, когда вздумается. Считаешь это можно оправдать? Я вот не думаю…
— Я знаю! — резкий вскрик прекратил споры внизу, заставляя затихнуть. Крохотная капля, потом еще одна упала на плечо Сони. Слезы. — Я знаю… И отдал бы все, чтобы этого не было. Он ведь не всегда был таким. Раньше… когда мир был другим, мы жили счастливо. Черт, он даже в Бога не верил, всегда мама ходила в церковь и то только по праздникам. А отец… он пил. Не слишком много для алкоголизма, но достаточно, чтобы мы с опаской передвигались дома по ночам.
— Серафим…
— Да не мое это имя, хватит меня так называть!
Приехали.
— Тогда, как тебя зовут? — Соня решила начать нейтрально, чтобы помочь юноше успокоиться, собраться с мыслями. И это помогло.
— Паша. Мое родное имя Павел. Только вот после обретения «веры», — последнее слово он буквально выплюнул. — Отец решил переименовать все имена, которые не казались ему достаточно религиозными.
Снова пауза, во время которой он пытался подобрать нужные слова. И у него получилось.
— Идея обратиться к вере пришла ему случайно. Просто он понял, что в одиночку ему не выжить, а по-другому людей сплоить трудно. Вот и решил нести это «бремя». Как он сам любит говорить. Словно ему не нравится чувствовать себя другим, чувствовать себя…
— Богом, — закончил за него Стас, понятливо кивая.
— Верно. Его религия ведь не сильно отличается от традиционной Библии, просто некоторые понятия сильно искажены, — он помолчал, кусая губы, глядя куда-то вдаль. Неподалеку прошли часовые с горящими факелами в руках, но на ночного гостя пленников внимания не обратили. — «И там мы испытаем их, чтобы увидеть, будут ли они исполнять всё, что Господь Бог их заповедует им», книга Авраама, глава 3. Там говорилось о том, что земная жизнь — есть испытание, и что все эти трудности преподносит нам Господь Бог. Что ж, как вы сами видели, у нас тут есть свой, земной аналог Бога. И испытания он дает всем одинаковые, сложные в равной степени. Это своего рода обряд посвящения в его веру.
— То есть, то подземелье… — начала было Соня, но тут же затихла, стоило увидеть утвердительный кивок. — Господи…
— Надеюсь, ты зовешь своего Бога, — горько усмехнулся юноша. — Да, его прошли все, кто здесь есть. И до сих пор проходят, дети. Как только им исполняется шестнадцать.
— А если они погибают? — Надя прекрасно понимала каким будет ответ, но до последнего надеялась, что ошибается. Не ошиблась.
— На все воля божья.
— Это просто смешно, — обессилено потер лицо руками Артур, обдумывая следующий вопрос. — Но как быть с твоей сестрой? Знаю, это неприятно, но все же.
— Когда мама… не прошла испытание в подземелье, — говорить тяжело, но он продолжал
— И она согласилась?
— У нее выбора не было. В первую очередь он «намекнул», что гнев Господа коснется женщин и детей, пожилых и юных, что они погибнут жестокой смертью. Жестокой и постыдной. Поэтому она согласилась, — снова молчание, сопровождающееся тяжелым дыханием. — Однажды я попытался возразить. Мы хотели сбежать. Но нас поймали. Варю не тронули, она все-таки правая рука Проповедника. А я потом удивлялся, что выжил после «исправительной» ночи в карцере.
— И теперь ты решил, что можете попытаться сбежать во второй раз, — Стаса не сильно впечатлил рассказ о становлении Иосифа местным главой еретиков. Гораздо важнее для него был шанс избежать смерти в этом пристанище фанатиков. И упускать его он не собирался. — Я правильно понимаю?
— Да. Но, — и снова это «но». — Только если вы все согласитесь.
Соня обернулась. Вопрос явно был адресован Андрею, который не сразу отреагировал на паузу. А когда поднял взгляд, девушка поняла — в нем что-то изменилось. Он стал жестче. Темнее. Неприятнее.
— Твой отец не должен выжить, — вот так просто, без долгих прелюдий. Условие, которое могло разрушить все их планы еще на этапе соглашения. — Даже если остальные будут стоять за него насмерть, он калечит жизни других. Такие люди не должны жить.
— Договорились.
Или же ускорить все.
Павел улыбался, это было понятно по голосу. Только вот улыбка была полна яда. Скрытого ликования от предстоящей мести. Той, которую столько лет ждал и теперь получил шанс воплотить в реальность.
— Отлично, — тихо хлопнул в ладони Стас, окидывая остальных взглядом, не встречая никакого отказа. — Все «за». С чего начнем, приятель?
— Ваша публичная казнь состоится завтра на закате. И вот, что мы сделаем…
Глава 19
— Пришли.
Собственно, идти пришлось недолго, всего-то к самой дальней части поселения. Сперва Соня не видела причины для такой долгой прогулки. И лишь через пару минут поняла в чем дело. Земля здесь была твердой, практически на грани утрамбованного песка. Обустраивали это место долго, со знанием дела. В первую очередь затем, чтобы люди с первого взгляда понимали, куда пришли.
Демонстративная площадка для публичной казни. Хоть они и предпочитали называть это благородным словом «подношение». В большинстве религий огонь символизирует очищение, избавление от земных грехов. Иосиф не стал изобретать велосипед, так что по пришествии на место, в первую очередь Соня увидела кострище. Новое, только разгорающееся, уже оснащенное пятью крепежами — по две петли на каждого гостя.
Люди уже начали собираться в предвкушении зрелища. Тут были все: взрослые, старики, дети. Для них этот ритуал, вариант нормы. И они искренне уверены в правильности своего поступка. Только вот сжигать людей заживо вряд ли можно назвать правильным. Особенно когда речь идет о поступке невиданной жестокости, неуклюже прикрытым тонким слоем веры.