После конца
Шрифт:
— Мне жаль вашу подругу, — заговорил Иосиф, заставляя остальных замереть на месте, поворачивая голову в его сторону. Соня кинула быстрый взгляд на Андрея, но тот оставался спокойным. Даже слишком, но пока этого было достаточно. — Приношу свои искренние соболезнования. Поверьте, мы сделаем все, чтобы ее душа попала в Рай.
— Вы пригласили нас поговорить о вере в Бога? — Стас не собирался вести философские рассуждения о религии. Гораздо важнее было узнать обстановку в поселении, чтобы потом уйти.
— Скорее о вашем отношении к религии в целом.
— Боюсь, это слишком сложный вопрос.
— И все же?
— Предпочитаем веру в свои силы, — вторила другу Соня, откладывая слегка ржавую вилку. Аппетит совсем пропал. Непонятным образом этот мужчина внушал некий страх, что напрочь отбивало всякое чувство безопасности. — Как и Алиса.
— Понимаю, это дело каждого, — кивнул мужчина, внимательно разглядывая поочередно своих детей. И остановил выбор на дочери. — Вы знакомы? Думаю, вы уже поняли, что это мои дети. Серафим и Варвара, самые послушные из всей общины, — его слегка морщинистая рука накрыла кисть сидящей рядом девушки, от чего та вся сжалась, забывая дышать. — Верно?
Соня нахмурилась. Ее удивила такая реакция Вари, но еще больше не понравился взгляд ее брата. Рука Серафима до побелевших костяшек сжала вилку, глаза застыли на одном месте — там, где рука отца накрывала пальцы Вари. И почему-то Соне не нужно было гадать в чем тут дело. По напряженным плечам и бегающему взгляду девушки, по застывшему лицу Серафима. По тому, как нежно смотрел Иосиф на свою дочь, слишком осторожно гладя длинные тонкие пальцы.
Липкое чувство отвращения к этому человеку, да и к ситуации в целом, захлестнуло с головой. Помимо воли хозяйки собственное воображение начало подкидывать не самые приятные картинки того, что могло бы быть с ними. Ее начало мутить. И судя по лицам остальных, не только она поняла в чем суть их отношений.
Однако сейчас надо было держать себя в руках. Гораздо важнее понять, что делать дальше. И это понимание напрямую связано с их разговором с Иосифом.
— Извините, преподобный, но мы можем уйти? — Артуру надоело сидеть без возможности что-либо сделать. Ему претило общество этого человека, поэтому и решил действовать напрямик. — Мы же прошли три этапа, верно? Теперь мы свободны?
— Я так не думаю, — покачал головой Иосиф, возвращая руку на край стола. Снова обвел присутствующих задумчивым взглядом, останавливаясь на говорящем. — В этом мире все не случайно, юноша. Как и ваше появление здесь.
— О чем вы?
— Думаю, вам стоит остаться здесь, с нами. Здесь безопасно. Мы дадим вам еду, кров, сможем защитить вас в случае необходимости.
— А взамен? — просто так ничего никому не достается, и Соня это прекрасно понимало. Оставалось только выяснить на каких условиях Иосиф хотел их оставить.
— Вы примите нашу веру. На этом все.
Слишком просто. Да и не нужна им эта вера, главное — выбраться наружу и продолжить путь. Иосиф что-то не договаривал, это очевидно, но и тот факт, что отпускать путешественников он не собирался понимали все. Потому и просчитывали мысленно возможные пути отступления. С минимальными потерями для себя.
— Спасибо за предложение, — осторожно, тщательно взвешивая каждое слово, заговорил Стас. — Но, думаю, мы будем вынуждены отказаться. У нас
— И все же, я настаиваю.
— Как и мы.
С минуту Иосиф молчал. Разговор явно пошел не так, как рассчитывал мужчина, но это не могло остановить его на пути к своей цели. Нужно было подобрать правильные слова, продумать весь диалог. Но для этого требовалось время.
Снаружи послышался скрежет деревянных колес по земле. Голосов стало больше. В редких лучах света, приникавших в комнату из-за задернутых штор, замелькали тени. Люди оживились, словно в преддверии значимого события. Что совсем не понравилось Соне.
— Что происходит?
— Серафим разве не говорил? — удивлённо вскинул брови мужчина. Наиграно. — Ох, простите за такую неосведомленность. Дело в том, что наши собратья готовятся к проводам вашей подруги. Это такая утрата, хотел бы я, чтобы все было…
— Проводы посреди общины? Не смешите. Что вы собрались с ней делать? — впервые за весь разговор Андрей включился в беседу. И явно не в лучшем расположении духа.
Хотел подняться, но подоспевшие охранники, ждавшие в тени вдоль стен, тут же усадили юношу обратно, не убирая рук с плеч. Тогда напряглись и остальные.
— Ты сказал, что её похоронят, — непонимающе посмотрел на отца Серафим.
— В какой-то степени, — снисходительно кивнул мужчина, отпивая жёлтую жидкость из деревянного резного стакана. По запаху напоминало сильно перебродивший яблочный компот. — Она станет символом свободы перед скверной, что гуляет во внешнем мире. Так мы очистим свои души и вновь сможем не опасаться "грязной смерти".
— Ты не можешь…
И столько отчаяния было в этом голосе, что Соню невольно пробрал неприятный холодок. Серафим не отличался особым почитанием родительской веры, потому его реакция на сказанное попросту пугала. И не только её одну.
— Что вы хотите с ней сделать? — прищурился Стас, стараясь сохранять самообладание. Краем глаза следил за Андреем, который замер, ловя каждое слово, боясь услышать худшее.
— То, что должен, — он говорил легко, без всякого сомнения в собственной правоте. Словно его вера была единственной константой всего мира. — Мы отдадим её тело источнику скверны. Таким образом "грязная болезнь" не тронет тех, кто верует. Всё просто.
— Что ещё за источник? — севшим голосом спросила Надя. Мысль о том, что рядом есть ещё заражённые пугала до мурашек и трясущихся пальцев.
Но все было намного проще.
— Собаки, — собственный голос показался Соне чужим, хотя это было не важно. Сейчас её волновала судьба Алисы. Точнее, того, что от неё осталось. — Вы скормите её тело тем тварям в подземелье. Поэтому они до сих пор существуют?
— Как и мы, — благоговейно кивнул мужчина, наслаждаясь ужасом на лицах ребят. — Одна жизнь в дар Господу ради десятков остальных. По мне так равноценный обмен.
— Но Алиса мертва.
— Думаешь, до нее принцип был другим? — покачал головой Серафим, опуская взгляд в тарелку. На отца он не смотрел, знал, что тот не одобряет излишнего красноречия. Вот только сейчас это не сильно заботило юношу. — То же самое. С той лишь разницей, что в расход шли здоровые.