После Куликовской битвы
Шрифт:
Возвращаясь ко второй встрече, 1428 г., отметим, что если в 1427 г. Витовт подписал договоры с двумя великими князьями, рязанским и пронским, то год спустя в Литве с ним встречался один великий князь, рязанский, в сопровождении неких «пяти князей». Очевидно, на встречу с Витовтом Ивана Федоровича сопровождали князья-родственники, но источники не упоминают братьев великого князя рязанского. Следовательно, речь должна идти о более дальней родне.
С некоторой долей уверенности можно предположить, что это были четыре пронских князя, великий князь Иван Владимирович, двоюродный брат рязанского князя [821] с сыновьями, князьями Федором, Иваном Нелюбом и Андреем Сухоруком Ивановичами [822] , двоюродными племянниками Ивана Федоровича. Кто был пятым из «князей», неясно, возможно, неизвестный источникам сын рязанского князя от первого брака [823] . И здесь характерно то, что, несмотря на титулование еще годом ранее и рязанского, и пронского князей «великими», именно рязанский князь выделяется первенствующим среди прочих. В «Похвале Витовту» того же 1428 г. среди великих князей, якобы служивших Литве, пронский князь вообще не упоминается [824] .
821
Кузьмин А. В.
822
Экземплярский А. В. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период. с 1238 по 1505 г. Т.2. С. 631.
823
Единственный сын Ивана Федоровича, упоминаемый в летописях, князь Василий Иванович, родился не ранее 1448 г. и к моменту кончины отца в 1456 г. уже потерял мать, не известную по имени и происхождению великую княгиню рязанскую. Год принятия Иваном Федоровичем великого княжения неизвестен (последнее летописное упоминание имени Федора Ольговича относится к 1409 г.), но в любом случае даты встречи рязанского князя с Витовтом и рождения Василия Ивановича разделяет два десятилетия. Между тем, согласно письму Хенне, на встречу в Литву в 1428 г. приезжал не только Иван Федорович Рязанский, но и его княгиня (Prochaska A. Codex epistolaris Vitoldi. S. 800). Скорее всего, ею была первая жена рязанского князя.
824
ПСРЛ. Т. 17. Стб. 417.
История политических взаимоотношений родственных княжеских домов, собственно рязанского и пронского, берущих начало от единого корня еще в первой половине XIII в. [825] , далеко выходит за рамки настоящей публикации и частично рассматривалась в гл. 1 настоящей публикации. В интересующий нас период соперничество рязанских и пронских князей выглядело односторонне и сводилось к попыткам последних овладеть столом в Переяславле Рязанском (мы не знаем ни одной противоположной попытки, рязанских князей, овладеть Пронском). Политическая же составляющая рязанско-пронского соперничества выглядела как попытка пронских князей повысить свой статус с княжеского до великокняжеского. Понятно, что в своих претензиях пронские князья, так или иначе, должны были опираться на поддержку более могущественных соседей.
825
Экземплярский А. В. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период, с 1238 по 1505 г. Т. 2. С. 620–621.
Первым великим князем среди рязанских Рюриковичей титулуется Олег Иванович, первым же великим князем пронским – его двоюродный брат, Владимир Ярославич – Дмитриевич [826] , причем, что важно, в документе литовско-московских сношений, перемирной грамоте великого князя Ольгерда с великим князем московским Дмитрием Ивановичем 1372 г. [827] . Тогда же, между 1371 и 1372 гг., пронский князь занял, судя по всему, по воле Москвы, на короткое время Переяславь-Рязанский и именно с этим пребыванием на великокняжесколм столе В. Д. Назаров связывает обретение Владимиром Ярославичем – Дмитриевичем Пронским и, забегая вперед, отметим, его наследником на пронском столе, Иваном Владимировичем, титула великого князя [828] .
826
Горский А. А. Русские земли в XIII–XIV вв. Пути политической централизации. М., 1996. С. 51; Кузьмин А. В. Рязанские, пронские и муромские князья в XIII – середине XIV в. (Историко-генеалогическое исследование). С. 52. Прим. 91) – автор полагает, что великокняжескими титулами рязанские и пронские князья обладали уже в XIII в.
827
ДДГ. С. 21–22. У Л. В. Черепнина документ отнесен к 1371 г. О датировке грамоты: Кучкин В. А. Русские земли и княжества перед Куликовской битвой. С. 90–91; Он же. Договорные грамоты московских князей XIV в. С. 124.
828
Назаров В. Д. Рюриковичи Северо-Восточной Руси в XV в. (о типологии и динамике княжеских статусов) // Сословия, институты и государственная власть в России. Средние века и Раннее Новое время. Сб. статей памяти акад. Л. В. Черепнина. С. 390.
Для нас особенно важно, что в титуловании «великими» пронские князья находили с самого начала полную поддержку в Литве. Договоры Витовта с рязанским и пронским суверенами 1427 г., в которых оба титулуются «великими князьями», выглядят как соглашения Литвы с равными между собой партнерами, каковыми, очевидно, во всяком случае, какое-то время Рязань и Пронск считались и в Москве, и в Литве. Но, похоже, равенство «великих князей» перестало быть реальным едва ли не через год после заключения договоров.
О ситуации 1428 г., когда с Витовтом встречался один великий князь, рязанский, а пронский, похоже, числился среди просто «князей», писалось выше. В 1430 г на съезде в Вильно по случаю ожидавшейся коронации Витовта присутствовали все русские «великие князья», включая Ивана Федоровича Рязанского, но не было великого князя пронского Ивана Владимировича [829] .
Исчезновение из рязанско-литовских отношений пронских конкурентов рязанского князя надо связывать с серьезными переменами в восточной политике Литвы, произошедшими после кончины в 1430 г. Витовта [830] , в своих целях, надо думать, поощрявшего существование двух великих князей-соперников.
829
Барбашев А. Витовт. Последние двадцать лет княжения. 1410–1430. С. 201–202.
830
Базилевич К. В. Внешняя политика Русского государства. Вторая половина XV в. С. 43; Ловмянъский X. Русско-литовские отношения в XIV–XV вв. // Феодальная Россия во всемирно-историческом процессе. Сб. статей, посв. Л. В. Черпнину. М… 1972. С. 273.
Около 1430 г. Иван Владимирович Пронский скончался [831] , оставив княжение старшему сыну, Федору Ивановичу с братьями. В 1434 г. в договоре Ивана Федоровича Рязанского с дядей, великим князем московским Юрием Дмитриевичем, последний обязуется «блюсти… а не обидети» вотчины рязанского «сестрича», «княженья Рязанского Переяславля и Пронска и всех волостеи… что потягло к Переяславлю и Пронску», причем рязанский и пронские князья были связаны к этому времени неким соглашением («любовь»), очевидно, позволявшим рязанскому князю считать пронский удел этого времени своей «вотчиной» [832] .
831
Экземплярский А. В. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период. с 1238 по 1505 гг. Т. 2. С.631.
832
ДДГ. С 84–85.
Характерно одно уточнение обстоятельств заключения этого гипотетического рязанско-пронского соглашения, зафиксированное в тексте московско-рязанского докончания 1434 г.: Иван Федорович «со князем есми с проньским и съ его братьею любовь взял». Под первым явно имеется в виду Иван Владимирович, заметим, не «великий князь», а просто «князь», но у пронского суверена не было братьев, а были три сына, унаследовавшие «стол» после смерти отца. Возможно, этот пункт московско-рязанского договора надо понимать так, что первоначально «любовь» была «взята» с Иваном Владимировичем еще при его жизни т. е. до 1430 г. [833] и, вторично, в 1434 г. или около этой даты с тремя его сыновьями, «братьею» в статусном отношении рязанского князя Ивана Федоровича. Если все обстояло именно так, то существовали два рязанско – пронских, по определению неравноправных договора, в которых рязанский князь уже выступал не ровней пронскому, а формальным опекуном, если не распорядителем пронского удела, признававшимся таковым и Москвой. Именно наличием еще при жизни Ивана Владимировича рязанско – пронского договора объясняется, скорее всего, существование упоминаемого между 1423 и 1427 гг. совместного суда рязанских и пронских бояр по поземельным спорам [834] .
833
Последний раз имя пронского князя упоминается в 1427 г. (Экземплярский А. В. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период, с 1238 по 1505 гг. Т. 2. С. 631).
834
Сметанина С. И. Вотчинные архивы рязанских духовных корпораций XIII – начала XVII вв. С. 255. На этот документ внимание автора любезно обратил В. Д. Назаров.
Аналогичным рязанскому образом после кончины Витовта перестали действовать и «служебные» обязательства князей новосильско – одоевского дома, установленные, как рязанские и пронские, в 1427 г.
Когда в 1439 г. орда «царя Махмута» попыталась «сесть» в Белеве, территориально принадлежавшем Новосилю, полки для изгнания татар посылались не из Литвы, а из Москвы, Василием Васильевичем [835] . Теперь уже московский князь имел возможность действовать в регионе также свободно, как Витовт в 1422 г., преследуя татар в неподвластных ему землях. События эти, получившие у потомков название «Белевщины», надолго запомнились на Руси как знаменательная веха противостояния Орде, не только в связи с серьезными потерями, понесенными московскими полками, но и в силу неординарного характера похода за пределы государственных границ Великого княжества Московского [836] .
835
ПСРЛ. Т. 25. С. 260.
836
Горский А. Д. Отражение татаро-монгольского ига в русских актах XIV–XV вв. // Феодальная Россия во всемирно-историческом процессе. Сб. статей, посвящ. Л. В. Черепнину. С. 54–55.
Та легкость, с которой Витовт «уравнял», буквально на год, Ивана Владимировича Пронского в великокняжеском достоинстве с рязанским князем, демонстрирует степень свободы действий Витовта, в этот момент ничем не скованную и подразумевавшую полную возможность распоряжаться в уделах «слуг» по своему усмотрению.
Возвращаясь к судьбе «Тулы» с рядом сопредельных земель и их «изъятию», отметим, что понять, разумеется, предположительно, характер его помогает «Список крепостей и земель, пребывающих под наяснейшим Свидригайло, великим князем Литвы, Руси и пр.». Составленный в 1432 г., два года спустя после кончины Витовта, наследовавшим ему на великом княжении литовском Свидригайло Ольгердовичем, документ известен по латинскому переводу, некогда хранившемуся в Секретном архиве Кенигсберга.
«Список» состоит из восьмидесяти названий географических объектов, среди которых есть «Tula Castrum», «Rereste», «Dorczen» и «Rethun» [837] . Как видим, из шести перечисленных в литовско-рязанском договоре 1427 г. «изъятий» из владений великого князя Ивана Федоровича, «Тулы, Берестеи, Ретани с Паши, Дорожена, Заколотена Гордеевского», четыре, включая Тулу, названную здесь «крепостью», включены в документ наследника Витовта. Присутствие в нем «Тулы» считается безусловным доказательством территориальной принадлежности региона Литве [838] .
837
«Infra scripta castra et terrae sunt serenissimi ducis Switirgall (так. – A. JI.) magni ducis Lithuaniae, Russiae etc.». Опубликован: Коцебу А. Свитригайло, великий князь литовский, или Дополнение к историям Литовской, Польской и Прусской. СПб., 1835. Прибавление. С. 8–9 второй пагинации (русский перевод – С. 10–11 первой пагинации).
838
Шебанин Г. А., Шеков А. В. О политической принадлежности Тулы во второй половине XIV–XV вв. С. 151–152.