После любви
Шрифт:
– …Это личный вопрос.
– Хорошо.
– Передайте, что звонила…
Проклятье!., в беседах с марокканским следователем мы неоднократно возвращались к моим отпечаткам на бритве, только Алекс мог подтвердить невинность их возникновения. Тогда-то я и упомянула о визитке advise-giver, оставленной в номере. Визитка была передана мне Домиником вместе с другими вещами, но нет никаких гарантий, что она осталась невостребованной и что хитрый марокканец просто не списал номера телефонов. Если он всего лишь созвонился с Алексом по поводу чертовой бритвы – еще полбеды. Но сейчас, когда я совершила побег из Марокко, косвенно подтверждающий мою причастность к убийству, – телефон
Ночь, проведенная в одной постели, – слабый аргумент.
– Алло? Я вас не слышу.
– Передайте ему, что звонила Мерседес.
Лихо. Признаться, я не ожидала от себя такой прыти.
С другой стороны – это самое разумное решение. «Никто нe собирается искать Мерседес Гарсия Торрес», – сказал Доминик. Сейчас я добавлю, что я в Париже и остановилась в гостинице «Ажиэль», и что в свое время Алекс был очень во мне заинтересован. Без сомнения, он назначит мне встречу – хотя бы из чистого любопытства. А потом…
Я не успеваю додумать, что будет потом: на том конце провода слышится тихий свист, и дыхание, до сих пор ровное и безучастное, становится прерывистым и совсем уж неприлично близким.
– Как вы сказали?
– Передайте ему, что звонила Мерседес, – терпеливо повторяю я.
– Но… Этого не может быть.
– Почему?
– Этого не может быть…
Непонятно, что так взволновало моего невидимого собеседника.
– Вы в Париже?
– С сегодняшнего дня. – Ответ хоть и туманный, но позволяющий продолжить разговор.
– Но как?.. Это невозможно…
– Возможно, как видите. Так как мне связаться с Алексом?
– Почему вы не позвонили ему на сотовый? Выходит, у Спасителя мира все же есть сотовый.
– Его телефоны не отвечают. Когда он появится?
– Я правда не знаю… – Такого искреннего сожаления, сострадания, сочувствия в чьем-либо голосе я не слышала уже давно. – Его нет не только в Париже, но и во Франции.
Алекс, Алекс, хренов коммивояжер!
– Жаль.
– Я понимаю. Где вы сейчас?
На табличке дома на противоположной стороне указано название, его я и произношу в телефонную трубку. Совершенно машинально.
– Улица Фердинанда Фабра. Кажется, так.
– Это… Какое-то определенное место на улице Фердинанда Фабра?
Интересно, что он имеет в виду?
– Да нет. Просто улица.
– Вы позволите мне приехать? – Такого поворота дел я не ожидала.
– Зачем? Мне нужен Алекс, а не м-м… его заместитель.
– Да, конечно… Возможно, я мог бы все вам объяснить при личной встрече. Поверьте, это очень важно.
– Для кого?
– Для меня.
Хорошо бы взять в толк, чего хочет человек на другом конце телефонной линии.
– Я сейчас подъеду. Буду так скоро, насколько позволят пробки… Только скажите, где конкретно вы находитесь?
– Разве мы знакомы?
– Нет. Но мне необходимо поговорить с вами.
Напор собеседника по меньшей мере удивляет. И заставляет искать подозрительные подтексты, двойное дно, усеянное обгорелыми спичками, частями скелета дельфина-белухи и насквозь проржавевшими опасными бритвами, задача номер один – не порезаться. Счастливо миновать возможные опасности; что, если людям, от которых я бежала, удалось выяснить, под каким именем обвиняемая в убийстве русская покинула Марокко, и уверения Доминика в том, что Мерседес Гарсия Торрес никто не ищет, лишены оснований? Одна лишь мысль об этом бросает меня в холодный пот. Нет-нет, марокканская полиция слишком нерасторопна и провинциальна, чтобы сработать так четко. Так безупречно.
– Что скажете, Мерседес?
Что сказала бы Мерседес, прекрасная, как яблоко? Мерседес, чье тело всегда на свету, а лицо – всегда в тени. Чье имя, впечатанное в искореженное железо мадридской электрички, на все лады повторяют мужчины в разных концах света; самба предполагает раскованность, румба – склонность к импровизации, пасадобль – здоровый авантюризм. Чтобы справиться со всем этим, мне просто необходим партнер.
– О'кей. Приезжайте. Только я понятия не имею, кто вы. Как мы узнаем друг друга?
– Это не проблема.
«Не проблема» означает, что некто из «Арт Нова-Поларис» (как быстро я запомнила дурацкое название!) видел меня раньше. Вернее, видел женщину по имени Мерседес. И даже ее паспорт в моем кармане не убедит его в том, что я и Мерседес – одно лицо.
– Вы полагаете, что это не проблема?
– У меня красный «Рено» с откидным верхом…
Ну зашибись!.. Это намного круче, чем престарелый «Мерседес» нашего автомеханика, впрочем, и «Рено» с откидным верхом тоже может оказаться заштатной колымагой. С помятым бампером и неродной краской.
– Скажите, куда подъехать точно.
– Слушайте…
– Меня зовут Слободан…
– Слушайте, Слободан. Здесь рядом уличная забегаловка, «Аль Карам». Я буду ждать вас в ней.
– Уже еду.
«Аль Карам».
Надпись на фронтоне здания маячила передо мной в течение всего разговора с таинственным Слободаном. Если судить по названию, посетителей должна ожидать чудовищно перевранная и оторванная от родной почвы cuisine arabe.
Спасибо, не надо.
На сегодня мне достаточно арабских воспоминаний. Каких бы то ни было: запеченных в тесто, жаренных во фритюре или притомленных в тажине с добавлением млухии, она окрашивает любое блюдо в жизнерадостный зеленый цвет. Я плюхаюсь в плетеное кресло за одним из стоящих на улице четырех столиков и заказываю вполне нейтральную чашку кофе. Возможно, кофе окажется не таким поганым, какой я имела неосторожность хлебнуть у карманного Фиделя. Возможно, таинственный Слободан окажется парнем, больше похожим на Алекса, чем на Доминика, о Фрэнки я даже думать не хочу.
Слободан, Слободан. Имя не французское и не арабское – югославское, правда Югославии больше не существует. Есть православная Сербия и мусульманская Босния, есть Словения, которую все вечно путают со Словакией, есть ворующее у Адриатики морских звезд Монтенегро, хорошо бы Слободан оказался атеистом.
«Аль Карам» явно не пользуется бешеной популярностью, и то, что я – единственный посетитель уличной его части, начинает меня беспокоить. Нервировать. Самую малость. Я выгляжу бельмом на глазу Фердинанда Фабра: сильно загорелая, почти темнокожая (но не арабка), черноволосая (но не брюнетка), с талмудом о китах и дельфинах, брошенным на столик. Из него торчит нелепый журнал с кроссвордом, буквы, которые помещены в его клетки, – русские. С другой стороны – стоит ли нагнетать ситуацию? Я вполне могу сойти за жительницу ближайших домов, которая пьет кофе в «Аль Карам» ежедневно, или за присевшую передохнуть туристку (в этом случае китов и дельфинов следовало бы перевернуть обложкой вниз, вряд ли туристы таскаются по городу с такими глубоко научными изданиями). Когда в конце улицы появится красный «Рено» с откидным верхом, я никак не отреагирую на его появление. Я предоставлю Слободану самому решать, подходить ко мне или нет. Если он когда-нибудь видел настоящую Мерседес, вопросы отпадут сами собой, он просто не найдет Мерседес в условленном месте, ей – прекрасной, как яблоко, – позволительны такие шутки с любым мужчиной. Если же нет…