После любви
Шрифт:
– Несомненно.
– Наверное, вы правы.
– Книга о китах и дельфинах действительно вас интересует?
– Очень.
– Тогда я бы хотел подарить ее вам.
– Очень мило. Я тронута. Но…
– Стоит она недорого, поверьте. Никакого ущерба магазину такой подарок не нанесет.
– Спасибо. Вы живете здесь давно?
– Всю жизнь.
– Должно быть, хорошо знаете Париж?
– Никто не может хорошо знать Париж. Он – как женщина.
– Как иностранка?
– Да. Но если вам необходимо какое-то конкретное место…
– Пожалуй. Кафе «Саппое Rose».
– Кафе?
– Может,
Я вовсе не собиралась расспрашивать старика о кафе, существование которого подтверждает лишь картонка от спичек, да и зачем мне это кафе?
Чтобы встретить в нем убийцу Фрэнки.
Чистое безумие. С чего я взяла, что убийца Фрэнки обязательно бывает там? Что, если там бывал сам Фрэнки или люди, которые знают Фрэнки? все зависит от того, кто именно подбросил картонку ко мне в сумочку. Все зависит от того, в каком именно городе находится чертово кафе (пивной бар, спортивный бар, место дисконтного паломничества домохозяек). Тройки и семерки в номере телефона интернациональны, код страны я не разглядела, так что «Саппое Rose» может торговать пивом, виски и безалкогольным коктейлем «Папагайо» где угодно, даже в камбоджийских джунглях, даже в мексиканском штате Юкатан.
Там ему самое место.
Пока я размышляю о географическом расположении «Саппое Rose», Фидель исследует один путеводитель за другим, в мгновение ока перед ним образовалась бумажная гора из разнокалиберных томов; есть такие, что и на прилавок не выставишь.
– Этот путеводитель старый, очень старый, – комментирует старик, – 1921 года. Вряд ли он нам поможет. Но на всякий случай…
– Не думаю, что «Саппое Rose» засветилось в двадцать первом году…
– Ничего нельзя предугадать заранее, мадемуазель. Тем более что я уже кое-что нашел для вас. Кафе действительно существует.
– Какое облегчение!..
– В разное время оно располагалось в разных местах. – Ноготь Фиделя перескакивает со страницы на страницу, с тома на том. – Подпольный тотализатор, подпольное казино, подпольный дом терпимости…
– Веселенькое местечко. А героином там не торговали?
– Торговали. В восьмидесятых. А в сороковых там была одна из явок бойцов Сопротивления. Впоследствии проваленная.
– Замечательно.
– В нем было совершено девять убийств, два из них – ритуальные, два – на почве расовой ненависти. Одно время кафе было пристанищем хиппи…
– В ту пору, когда там торговали героином?
– Чуть раньше…
Образ «Cannoe Rose», который я нарисовала для себя – крошечная забегаловка в пять столов с дартсом и телевизором, – трещит по швам.
– Неужели в его истории не было ничего более радостного?
– Было. Несколько фильмов французской «новой волны»… Из тех, что называют поколенческими… Вам знаком этот термин?
– Я примерно представляю, что он может означать.
– Так вот. Несколько таких фильмов снимались неподалеку.
– Надеюсь, это были фильмы о любви.
Очередное справочное издание в руках старика только с виду напоминает путеводитель по городу. Его обложка украшена фотографиями разных людей, лица которых кажутся знакомыми и сопровождавшими меня всю жизнь, но я признаю лишь Катрин Денев и Фанни Ардан (Ума Турман, к счастью, отсутствует); мужчина, сфотографированный рядом с Фанни Ардан, мне неизвестен, может, это и есть близкий друг, о котором говорила Сальма?
– Занятная книга.
– Это путеводитель по местам в Париже, где когда-либо снималось кино. Здесь есть и фильмы, связанные с «Саппое Rose».
– О которых вы говорили?
– Да. Не все они были о любви. В основном – о том, что происходит с людьми после крушения любви. Или во время крушения любви. А еще – о героине, деятелей искусства необычайно волнует героин и другие тяжелые наркотики. Если бы их не существовало – половина картин, которые сегодня именуются шедеврами, просто никогда бы не были сняты…
– Наркотики как допинг, вы это имеете в виду?
– Как допинг, но главное – как тема.
– Не думаю, что эта тема – основная.
– Нет, конечно. Есть еще немотивированная жестокость и детские – самые яркие – воспоминания о ней. Есть еще большое ограбление поезда. Есть еще тотализатор, казино и дом терпимости…
– Это тоже можно считать синонимами слова «любовь»?
– С некоторыми оговорками. Вы очень умная барышня.
– Просто однажды я уже видела фильм о крушении любви. И даже не один.
– А я, признаться, небольшой любитель кинематографа. Продолжим?
– Конечно.
– Кафе использовали для встреч агентов под прикрытием несколько разведок, включая израильскую и британскую. Не избегали его и левые радикалы. Очевидно, именно в связи с этим оно было полностью разрушено взрывом и последующим пожаром.
– Так его больше не существует? – Я испытываю радостное облегчение.
Напрасно.
– Оно существует до сих пор.
– Под тем же названием?
– Да. Только сменило дислокацию. Я уже говорил вам – в разное время оно располагалось в разных местах.
– А теперь?
Старик достает из нагрудного кармана пиджака записную книжку, вырывает из нее листок и что-то записывает на нем.
– Вот адрес.
– Спасибо.
Даже не взглянув на бумажку, я засовываю ее в джинсы: поближе к универсальному ключу и монете Ясина.
– Вы даже не спросите меня, как туда добраться?
– Зачем? Вы же сами популярно объяснили мне, что в Этом городе всегда попадаешь туда, куда необходимо попасть. Пусть даже кружным путем.
– Я рад, что вы заглянули ко мне, – после недолгой паузы говорит старик.
– Я тоже чертовски вам признательна.
– Книга сейчас будет готова. Я устрою для вас подарочный вариант…
– Никаких вариантов, умоляю вас. Книга нужна мне. И только мне.
Возражения напрасны: силуэт дельфина скрывается под тонким слоем бумаги с нарисованными на ней еловыми ветками и рождественскими колокольчиками. Закончив паковать книгу, старик крест-накрест перетягивает ее тонкой лиловой лентой с бумажным бантом посередине.