После майдана. Записки президента. 2005-2006
Шрифт:
Это то, что делалось и у нас. Но как можно согласиться с его главным выводом: «Нас не могли одолеть в советское время, а сейчас… Одолеть не могли, потому что за каждым хозяйственником была советская власть, над советской властью был райком, над райкомом - КГБ. Потом пришла демократия…»?
Он со знанием дела говорит, какие экономические реформы могли бы предотвратить развал советской экономики при Горбачеве и в последующее время, но, по-моему, напрасно игнорирует тот факт, что эти меры, во-первых, некому было разрабатывать, принимать и осуществлять, а во-вторых (или во-первых!), невозможно было обеспечить должный порядок и дисциплину в стране в условиях горбачевской либерализации. Горбачев попытался либерализовать систему, которую нельзя было либерализовать. Она могла держаться только на принуждении. Отказались от принуждения - и все посыпалось. А продолжать принуждение было невозможно: верхи уже не могли, а низы не хотели.
Геращенко не зря много лет провел за границей. Там он незаметно для себя оторвался от советской действительности. Он говорит, например, что «над райкомом был КГБ». После смерти Сталина (1953) покойника обвинили прежде всего в том, что он поставил КГБ над партией, и вернули «ленинскую норму»: КГБ был жестко подчинен партии, а точнее, партийному аппарату. Органам КГБ было запрещено собирать даже агентурную информацию о высокопоставленных партийных работниках, не говоря уже о возбуждении дел. Этот запрет соблюдался неукоснительно до самого конца и партии, и КГБ.
Может быть, ошибаюсь, но, насколько мне известно, последние два года делом об убийстве Гетьмана и всеми сопутствующими обстоятельствами украинские правоохранительные органы, по существу, не занимаются. Как-то незаметно оно отодвинуто куда-то на дальнюю периферию и в общественном сознании. Не слышно, например, о серьезных журналистских расследованиях. Это все очень странно. Человек-то был известный, народный депутат, председатель Национального банка. Одни названия этого учреждения и этой должности говорят сами за себя. Но, кажется, не тем, кто должен заниматься одним из резонансных убийств в Украине.
8 апреля
Мы живем в эпоху глобализации. Европа становится все более единым многонациональным образованием. Для европейской страны не быть участником европейских структур, пусть не сразу полноправным, абсолютно невозможно. Не раз пытался завести об этом разговор с Александром Лукашенко: «Ну что ты, в самом деле, себе думаешь? Сколько ты еще протянешь в гордом одиночестве?» Вижу, что он меня понимает. Может быть, ему и хочется как-то изменить свое положение, но это желание быстро проходит, и он продолжает свою привычную политику, в привычной обстановке, с привычными людьми, с привычной демагогией. Нельзя, конечно, сказать, что для меня Европа - это НАТО, а НАТО - это Европа. Но отношение к НАТО у меня весьма и весьма почтительное. Сильных можно не любить, но уважать приходится. Я даже не могу сказать, когда оно окончательно сформировалось. Рубеж, оставляющий советскую настороженность позади, я преодолел, можно сказать, незаметно для самого себя. Сейчас НАТО в моем сознании - это естественная положительная данность. Структура уникальная. В течение 50 лет своего существования она ни разу не применила силу - и, однако же, никому не позволила усомниться, что, если потребуется, «вдарит» так, что мало не покажется. «Рейтинги» ее в этом смысле высочайшие. Это образец эффективной системы сдерживания и почти автоматической стабилизации. Система Варшавского договора не была реальным противовесом НАТО, потому что в Кремле отлично понимали, что Запад не будет агрессором. Варшавский договор больше служил «внутрилагерным» целям, и цели эти, в общем, не скрывались: строить социализм под руководством Москвы. Это было средство внутреннего устрашения. Так что Варшавский договор и НАТО - «две большие разницы», что и подтвердилось разными их судьбами. Варшавский договор распался, как будто его и не было, а НАТО продолжает существовать, и пусть с некоторым скрипом, но меняется, приспосабливается к новым вызовам времени.
Из Союза мы вышли голые и босые, в том числе и наша армия. Сказать высокие слова о ней нельзя было. Мы точно такие, как россияне. А что такое российская армия, она показала в Чечне, особенно - на первых порах. Жить уроками только Второй мировой войны, когда было ясно, где фронт, где тыл, нельзя. Крупных военных противостояний на Европейском континенте в обозримом будущем не предвидится. А локальные конфликты требуют такой армии, которую лучше всего создавать вместе с Европой. Для меня это было ясно. Тесное сотрудничество Украины с НАТО сразу принесло нам большие плюсы, но и показало все наши изъяны. Для того, чтобы их ликвидировать, нельзя быть такими бедными, какими мы еще долго будем. К натовским стандартам придется приближаться постепенно, протягивая ножки по одежке.
Натовскому стандарту мы следовали прежде всего в том, что взяли курс на создание мобильных группировок, оснащенных по последнему слову техники. Начали активно участвовать в миротворческих операциях. Это хорошая школа. Под допотопные команды «ать-два!» на наших полигонах многому не научишься. Учеба должна быть приближена к военным условиям. Только тогда командиры научатся не рассуждать по-русски: «авось пронесет», а относиться к делу с полной серьезностью. Давно ведь известно, и мы в свое время видели это в Афганистане, видим сегодня в Ираке и в других горячих точках мира, что часто войска несут потери из-за расхлябанности личного состава, командиров - в первую очередь. Это относится и к совершенно мирным условиям. Наши военные потери в границах Украины намного превосходят те, что были у нас в Ираке. Расхлябанность - это смерть. Дисциплина - это жизнь. Дисциплине, то есть жизни, надо учить и учиться.
Все сказанное мною совсем не означает, что Украина, по моему мнению, должна спешить с полномасштабным членством в НАТО. Скорее наоборот. После саммита Украина-НАТО в 2003 году мы убрали из нашей военной доктрины упоминание о вступлении в НАТО как «конечной» цели Украины. В чем тут дело?
Впервые о намерении Украины присоединиться к НАТО на официальном уровне Украиной было заявлено 23 мая 2002 года на заседании Совета национальной безопасности и обороны страны. Это было непростое для страны решение. Хорошо помню процедуру его принятия. Каждый член СНБО поднимался и во всеуслышание оглашал свою позицию. За вступление в НАТО высказались все участники заседания. Подводя итог, я тогда сказал: «Я хочу, чтобы мы никогда не воевали - вот главная цель нашей политики. Это прагматическая цель. Это в интересах всех украинцев, потому что европейскую безопасность без Украины не построишь».
Дальше именно с учетом перспектив вступления в НАТО и ЕС и разрабатывалась украинская военная доктрина, и прилагались усилия к ее выполнению. Но у нас были некоторые вопросы. Получили ли мы четкие ответы на них? Отнюдь нет. Европейская комиссия обнародовала документ, показывающий перспективы расширения ЕС. Но расширение это специфическое. Согласно «Новой политике добрососедства», такие страны, как Египет, Алжир, Ливия, Украина и Россия, могут стать полноправными членами единого рыночного пространства, с открытыми границами для торговли и инвестиций, а их граждане получат полное право жить и работать в ЕС. Новые страны-союзницы станут частью единого европейского рынка, однако им будет отказано в членстве в институтах, принимающих решения, - в Еврокомиссии, Совете министров и Европарламенте. Как выразился Романо Проди, «целью является создание круга друзей, с которыми у нас есть общие интересы - и политические, и экономические. Это своего рода еще одна концепция расширения - расширения без институтов». Таким образом, Украина, как и Россия, была низведена в ранг стран, за которыми никакой самостоятельной роли не предполагается. Они должны просто «дружить» с Евросоюзом, не имея в нем никаких политических прав. Россия вскоре после этого четко дала понять, что политика европейского соседства не представляет для нее интереса и что она не позволит ставить себя на одну доску с Тунисом. Я тоже придерживался мнения, что приравнивание к Марокко не соответствует ни статусу Украины, ни ее потенциалу, ни амбициям.
На саммите НАТО в Стамбуле много говорилось о том, что предстоящие президентские выборы в Украине должны быть «честными и прозрачными». Я выступил и в ответ сказал: «Я смотрю, что главная задача, которая тут ставится, - выигрыш Ющенко. Если он не выиграет, то выборы будут считаться нечестными». В общем, стало ясно, что с нашей перспективой вступления в НАТО дело обстоит примерно так же, как и в Европейский Союз. Тогда для чего нам каждый год декларировать натовскую перспективу в тексте военной доктрины? Военная доктрина - документ не программный, а тактический. Да и логически не совсем уместно говорить в этой доктрине о вступлении в НАТО. Может ли кто-нибудь сказать, что сегодня что-то серьезно изменилось? Слышны только декларации наших новых вождей. Но Европа свои планы не изменила. Я думаю, что этими декларациями только унижается страна. Пропаганда вроде хрущевской. «Следующее поколение советских людей будет жить при коммунизме». А тут - «следующее поколение украинцев будет жить в Европейском Союзе и НАТО».
Уровень сотрудничества России с НАТО не ниже нашего, а выше. Но в России существует мнение: что можно России, то Украине нельзя. Мы все время старались поломать этот стереотип. И кое-что нам удалось - по крайней мере высшее российское руководство уже не относится к нашим связям с НАТО так болезненно, как на первых порах. У Путина есть понимание того, что надо считаться с реалиями, которых ты не в силах изменить. Возражай или не возражай - Европа и Америка сделают то, что наметили. От чьих бы то ни было возражений им ни холодно ни жарко, а кое-кому от их безразличия может быть и холодно, и жарко. Борис Николаевич Ельцин, помнится, был категорически против принятия прибалтов в НАТО. Он с очень строгим выражением лица говорил: «Мы не позволим!» Но их приняли - и все. Так и сейчас. Россия не соглашается с тем, что американцы «лезут» на Кавказ и в Центральную Азию. Но американцы спокойно делают то, что считают нужным. Потому что они сильные - сильнее всех стран планеты вместе взятых.