После нас - хоть потом
Шрифт:
Бурный короткий ливень оказал Ратмиру нечаянную услугу, разогнав по домам возжаждавших справедливости граждан, в том числе и крикливую обнаженку. Казалось бы, этим-то чего дождя бояться - тем более в такую теплынь! Татуировку с них, что ли, смоет? Всё, однако, объяснялось довольно просто: голосистые дорожили макияжем и прическами - можно сказать, единственным своим достоянием, если, конечно, не считать обуви, которая тоже имеет обыкновение намокать.
Добравшись без помех до причудливого строения из стекла и облицованного мраморной плиткой бетона, где на втором этаже располагался оргкомитет «Кинокефала», бронзовый призер
машинально напевал Ратмир, взбегая по мокрым ступеням, -
Тебя я бо-ольше не уви-ижу -лежу с прокушенной ногой…Похоже, песенка привязалась надолго.
На втором этаже он расписался в ведомости, принял коробочку с сияющим, как новенький самовар, жетончиком, пожал руку щенку, ведавшему выдачей регалий, и с чувством глубокого разочарования снова очутился на непросохшей мостовой. Достал медаль, с недоумением повертел, изучил реверс, аверс, гуртик. И это всё? Ради этого он ухлопал столько лет жизни?
Нет, конечно, провести вручение без помпы в неофициальной обстановке, как бы там ни ворчал Рогдай Сергеевич на устроителей конкурса, было мудрым решением. Не стоило раньше времени дразнить гусей. То бишь прямоходящих сусловчан. Вот завтра у Капитолия - другое дело!
И тем не менее…
Помнится, на днях кто-то из знакомых Ратмира горячо убеждал его в том, что результат - не главное в жизни Главное в жизни - процесс.
Ну, если так, то зарплату можно не получать.
Вскоре небо над городом прояснилось окончательно. Первыми просохли молодые кинофобы и тут же додумались пикетировать погребок Адмирала, не пропуская никого вовнутрь. Поначалу дело у них вроде бы ладилось: увидев перед входом толпу в черных маечках с недвусмысленными рисунками, завсегдатаи останавливались в растерянности. Однако, когда число желающих проникнуть в подвальчик достигло примерно десятка, заступившее им путь скопище почему-то притихло, призадумалось и стало на глазах редеть. Далее всё шло по нарастающей. С прибытием каждого нового пса от толпы отламывалось и уплывало человек пять, причем вид у них был самый озабоченный. Наконец все вспомнили о том, что дома не выключен утюг, и в считанные минуты расточились. Трех наименее расторопных разогнал в толчки отставной бульдог Азорыч. Последнего для устрашения сдал на руки легавым, давно уже с любопытством ожидавшим, чем кончится дело.
Господа кобели, обмениваясь впечатлениями и галантно уступая дорогу сучкам, спустились в подвальчик и, рассевшись за дубовыми столиками, провозгласили первый тост - разумеется!
– за «Собачью радость», второй - за омедаленных призеров «Кинокефала», третий - за грядущий прорыв в Капитолий.
Весело, празднично было сегодня в погребке.
– Вах!
– восклицал разгоряченный вином Тимур.
– Почему грустный? Медаль получил, а всё грустный!
Ратмир со старушечьей улыбкой глядел в коньячную рюмку, где на вогнутом донышке смугло золотился обмываемый им жетон.
– Знаешь… - со вздохом признался он.
– Всё-таки, наверное, не вышло из меня настоящего пса…
– Конечно, не вышло!
– с жаром подхватил Тимур.
– Хвоста нет, шерсти нет… Какой ты пес?
– То есть как какой?
– возмутился простодушный Боб, делая судорожную попытку извлечь из сумки газету.
– Да про него уже вон в «Парфорсе» пишут!
Общими усилиями поползновение пресекли.
– Кто тогда пес?
– запальчиво спросил обезоруженный Боб.
– Ставр.
Скотч-терьер и кавказец переглянулись, припоминая.
– Ставр?..
– Памятник ему в парке стоит, - подсказал Ратмир.
– Э-э… - укоризненно протянул Тимур.
– Нашел кому завидовать! Вечно живой, да?
С загадочной улыбкой бронзовый призер молча разлил коньяк по рюмкам. В карих чуть выпуклых глазах мерцало знание, умножающее скорбь.
– Ну а эта медаль?
– цинично вопросил он.
– Она мне что, жизни прибавит?
– Пенсии она тебе прибавит! Ратмир осклабился по-бульдожьи.
– Между прочим, я тебя за язык не тянул, - сварливо заметил он Тимуру.
– Сам о пенсии сказал. Финита! Отгавкался пес…
– Гавкнулся ты, а не отгавкался!
– обиделся Боб.
– Да тебе твоя фирма за одну косвенную рекламу золотой ошейник отлить должна! Какую газету ни возьми - везде: Ратмир из «Киника», Ратмир из «Киника»… А вспомни, как ты Джерри потрепал - из-за госзаказа! Да если б не твоя медаль, кто б их завтра на встречу пригласил? Отгавкался он!..
– Да я не о том…
– А о чем?
– О выборе. Сил-то все меньше. Сам чувствую. И хочешь не хочешь встает вопрос, на что этот остаток сил потратить. Либо спокойно выйти в тираж и доживать… -
Тяжелое рельефно вылепленное лицо виновника торжества смялось складками.
– Доживать!
– с отвращением повторил он.
– На редкость мерзкий глагол… Доживать, дожевывать…
– Либо… - с любопытством глядя на медалиста, подбодрил Тамерлан.
– Либо, не дожидаясь пенсии, поставить точку, - угрюмо завершил тот.
– Такую, чтоб запомнили… Ну а что я теряю?
– взорвался он.
– Несколько лет жизни? Да пошли они!
– Поиграл желваками - и выпил.
Боб смотрел на него с испугом. Тимур вздохнул, воз вел глаза к потолку.
– Какой тамада пропадает!… - посетовал он, обращаясь к тесаным камням свода.
Ратмир остервенело закусывал.
Дружеское застолье набирало обороты. Особенно шумно было в центре зала, где чествовали золотого и серебряного медалистов. Сейчас там под взрывы хохота кто-то озвучивал якобы восточный тост:
– Раньше, во времена произвола, женщина была за-кобелена! Теперь ее раскобелили! Раньше она была ни-кому-не-кобельна…
– Погоди!
– потребовал Ратмир, закусив.
– Давай разберемся. У натуралов специализаций было до чертовой матери: ищейки, овчарки, сторожевые… У нас специализация одна: шоу. Все, что мы делаем, мы делаем ради зрителей. А иначе получается искусство для искусства. Так?
– Ну, допустим…
– Поэтому соглашайся со мной, не соглашайся, - упрямо гнул он свое, - но истинный актер умирает на сцене. Писатель - за письменным столом. А настоящий пес должен умереть в ошейнике. И даже не умереть…
– Издохнуть?
– Погибнуть!
– Героически, да?..
Ответа не последовало - и на какое-то время все трое увязли в сложном молчании. Тамерлан озадаченно оглаживал кончиками пальцев неглубокую вертикальную бороздку, делящую пополам его широкий выпуклый лоб.