После нас - хоть потом
Шрифт:
Никто ничего не хотел понять!
Фонвизий привел слабо сопротивляющегося Царапина к покрытому маскировочной сетью молочно-белому автобусу, на каких обычно разъезжают рентгенологи, и сдал с рук на руки медикам - морщинистому сухому старичку в капитанской форме и слоноподобному верзиле с лычками младшего сержанта.
Царапин заволновался, стал рваться в какой-то штаб, где даже не подозревают о настоящих размерах опасности, а он, Царапин, знает, видел и обязан обо всем рассказать… В конце концов верзиле пришлось его бережно придержать, пока капитан делал укол.
Царапин был настолько измотан, что успокаивающее сработало, как снотворное. Старшего сержанта усадили на жесткую обтянутую кожимитом скамейку у стеночки, а когда оглянулись спустя минуту, то он уже спал, пристроив голову на тумбочку.
Короткое глубокое забытье, черное, без сновидений.
А потом за ни пришли и разбудили.
– Царапин, - позвала явь голосом "деда" Костыкина.
– Хватит спать. Пошли.
– Товарищ майор… - пробормотал он, -…старший сержант Царапин…
– Ладно-ладно, - сказал майор.
– Пошли.
Одурев от несостоявшегося сна и насильственного пробуждения, Царапин вылез из автофургона, недоумевая, откуда мог взяться комбат, которого он мысленно похоронил вместе со всем дивизионом. Луна торчала почти в той же самой точке, что и раньше, когда они с ефрейтором Фонвизием подходили к санчасти. Следовательно, вздремнуть ему не удалось вообще.
И Царапин вновь почудилось, что время остановилось, что хитинноликие чудовища каким-то образом растягивают ночь до бесконечности.
Они пересекли шоссе и принялись перешагивать через какие-то кабели и огибать неизвестно когда появившиеся в этих местах палатки. Возле дороги стоял вертолет размером с железнодорожный вагон. Человек двадцать военнослужащих и гражданских лиц в серых халатах при свете прожекторов спешно разгружали и распаковывали продолговатые ящики. Потом по шоссе прошла колонна мощных закутанных в брезент грузовиков. За ней потянулась вторая.
"Дед" Костыкин остановился и, запрокинув голову, долго смотрел на дорогу из-под козырька.
– Ну вот, - не совсем понятно заметил он.
– Так-то оно вернее…
И тут же принялся расспрашивать, где, когда, при каких обстоятельствах Царапин видел в последний раз Петрова, Жоголева, прочих. Монстров он при этом называл весьма уклончиво и неопределенно - "противник".
Возмутясь до забвения устава, Царапин спросил, неужели майор не понимает, что это за "противник", неужели ему не ясно, что решается судьба человечества?
"Дед" Костыкин хмуро на него покосился и, ничего не ответив, указал на пролом в беленом дувале, сделанный, судя по отпечаткам траков, неловко развернувшейся тяжелой гусеничной машиной. Они прошли в одноэтажный домик с типичными для Средней Азии низкими - почти вровень с землей - полами, где в ярко освещенной комнате Царапину предложили сменить стойку "смирно" на "вольно" и внятно, последовательно, по возможности без эмоций изложить все, что с ним произошло с момента объявления боевой готовности.
Кажется, он наконец-то встретился с людьми, от которых в какой-то степени зависел исход сегодняшней ночи. Здесь были два полковника, подполковник, капитан - всего человек семь офицеров и среди них один штатский, именно штатский, а не военный в штатской одежде - это чувствовалось сразу…
Ради одной этой встречи стоило выжить.
Он собрался с мыслями и заговорил. И очень быстро - к удивлению своему - заметил, что слушают его невнимательно. Уточняющих вопросов почти не было. Полковник вроде бы глядел на Царапина в упор - на самом деле он, наверное, вряд ли даже сознавал, что перед ним кто-то стоит.
Потом все насторожились, и Царапин в растерянности замолчал.
– Слушаю!
– кричал кто-то за стеной.
– Слушаю вас!
Неразборчиво забормотала рация. Звонкая напряженная тишина возникла в комнате.
– Понял, - сказал тот же голос с меньшим энтузиазмом.
И еще раз - уже с явным разочарованием:
– Понял вас…
– Вы продолжайте, продолжайте, - напомнил штатский Царапину.
Царапин продолжал, но теперь все, что с ним произошло, казалось ему случайным набором никому не нужных подробностей: ужас хитиновой маски, отступление через пустырь, поединки с "фалангами", пальба из автомата, захват чужой машины… А от него требовалось одно - вовремя нажать кнопку на операторском пульте. И он нажал ее вовремя. Дальнейшие его поступки уже ничего не решали. Их просто могло не быть.
Царапин закончил. И, словно подтверждая его мысли, полковник коротко и дробно ударил пальцами по столу, повернулся к штатскому:
– Ну что, Аркадий Кириллович, ничего нового…
Штатский с сомнением поглядывал на Царапина.
– Да как сказать… - в раздумье проговорил он.
– Насколько я понимаю, товарищ старший сержант был чуть ли не первый, кто схватился с ними… мм… врукопашную… Послушайте, Боря… Вот вы самый информированный среди нас человек: все видели, во всем участвовали… Что вы сами о них думаете?
Царапин сглотнул. Перед глазами возник черный обрубок, еще секунду назад бывший пусть мертвым, но Левшой, забегали синеватые язычки пламени…
– Бомбой… - хрипло сказал Царапин.
– Отступить подальше - и бомбой их…
Широкоплечий мрачного вида майор, до этого безучастно смотревший в низкое черное окно, обернулся в раздражении, но тут за стеной снова замурлыкала и забубнила рация.
– Что?
– выкрикнул прежний голос.
– Две? Каким образом?
Все, кто сидел, вскочили, стоящие сделали шаг к двери, ведущей в соседнюю комнату.
Спустя секунду она распахнулась. В проеме, схватившись раскинутыми руками за косяки, стоял невысокий плотный капитан.
– Есть!
– выдохнул он.
– Две единицы. Это возле развилки арыка.
Мрачный широкоплечий майор рванулся к выходу. Остановился. Штатскому:
– Аркадий Кириллович, так что мы решим со старшим сержантом?
– Со старшим сержантом?
– Аркадий Кириллович оглянулся на Царапина, задумался на секунду.
– Старший сержант пойдет с нами.
Выходя за ним из комнаты, Царапин слышал, как за стеной полковник-артиллерист кричит в микрофон: