После огня
Шрифт:
— Что вы думаете делать, когда вас демобилизуют? — неожиданно спросил генерал, чем отвлек Уилсона от его вялых размышлений относительно партии в покер. Уж лучше покер, чем слушать разговоры на тему вечера. Темой была анкета, разработанная для граждан Германии, по которой должна определяться степень вины в преступлениях нацизма. О мирной жизни думать забылось. Думать можно было о том, чтобы ежедневно исполнять обязанности и не умереть от скуки или отвращения, потому что ни для кого из присутствовавших война так и не закончилась. Уж лучше о покере.
— Ваши лингвистические способности заслуживают
— Планирую, но не в этой, — с улыбкой ответил Ноэль. — Языки — мое побочное увлечение. Я историк.
— Кому нужна история? — рассмеялся Риво. — Самая склизкая из наук.
Ноэль, оценив шутку, кивнул. Объяснять генералу, что самая большая мечта его жизни — вновь увидеть пески Северной Африки, было бесполезно. Не оценит. Вероятность вновь их увидеть очень мала. Ему самому экспедиции не собрать — слишком рано застала война, слишком мало успел. Профессор Авершин мог куда больше, но в письмах чаще писал о том, что планирует съездить в Берлин, навести старые, довоенные связи с немецкими учеными, вновь оказаться в святая святых Берлинского музея. Видимо, теперь, на старости лет, не особенно горел желанием расставаться с матерью, пусть и на несколько месяцев. Хватало им в жизни разлук. Да и кому теперь нужны раскопки в мертвых городах, когда живые разгребать от обломков не один десяток лет?
Отделавшись кое-как от не в меру болтливого и не вполне трезвого генерала, Ноэль направился к игравшим в карты. С порога поморщился — там было серо от табачного дыма. А из дыма вдруг выплыл, подобно видению, Анри Юбер.
— Черт, тебя искал, — безо всякого приветствия заявил он. — Никаких карт, тебя спрашивала Карин. У нее грудь из декольте почти вываливается, и чулки шелковые, как у шлюхи из хорошего района Лиона.
— Ну, так и тащи ее отсюда, пока никто другой не перехватил, — засмеялся Ноэль.
— К черту. Твоя.
— Сегодня я предпочту бокал бурбона и сигару.
— Аристократ, — хохотнул Юбер и, прислонившись к стене, скрестил руки на груди. — Или постоянная появилась?
— У меня нет времени на постоянные привязанности.
— Риво гоняет?
— Если фигурально выражаться, то да. Сижу в кабинете, перевожу корреспонденцию.
— Ну и на хрена тебе погоны? Бабы и без них по тебе сохнут. Служба бумажная.
— Слушай, да забирай ты себе Карин и не завидуй, — засмеялся Ноэль. — Будешь достаточно щедр, и о тебе станет спрашивать в следующий раз.
— Иди к черту, — хохотнул Юбер, — не по карману. Могу позвать ее на концерт, как раз приглашения из мэрии завалялись, но, думаю, ей не подойдет.
— Да и припоздал ты. Лемманы ушли еще пару часов назад.
Поймав непонимающий взгляд Анри, Ноэль только усмехнулся:
— Я отдал им свои билеты.
— Болван!
— А они как добропорядочная супружеская пара бюргеров надели лучшее, что у них было, и отправились слушать Гайдна, — невозмутимо продолжал Ноэль.
— Кто супружеская пара? — не понял Юбер.
— Лемманы. Я у них живу. Пять месяцев.
В глазах лионца появилась насмешка, красивые губы неприятно скривились, портя лицо с его крупными чертами.
— Маргарита Лемман, тридцать лет, официантка, член НСДАП?
— Тебе пора бросать пить, — рассмеялся Ноэль.
— Рихард Лемман, сорок девять лет, ветеран первой мировой, беспартийный?
— Или за добавкой сходить? Язык еще не заплетается?
Юбер вдруг на минуту сделался серьезным и будто протрезвел.
— Они не муж и жена.
Ноэль, направившийся было в сторону двери, остановился и удивленно вскинул брови.
— Вот как? Живут под одной крышей, с одной фамилией, отношения самые нежные — и не муж и жена?
— Самое большее — любовники. Она его невестка. Ее муж в сороковом еще пропал. Неудивительно, что отношения самые нежные. Отсутствие руки не делает мужика импотентом.
— Он ей в отцы годится, — нахмурился Ноэль.
— Значит, как муж он ей подходит, а как любовник — в отцы годится. Уилсон, кто из нас пьян? Ты пять месяцев у них прожил, и ничего не знаешь?
В жизни Ноэля Уилсона подчас случались моменты, когда он чувствовал себя идиотом. Но чтобы так… определенно впервые.
7
Декабрь 1945
В начале зимы приехал Оскар. Совсем взрослый, совсем чужой, похожий на Николая Авершина, которого сам Ноэль отцом называл через раз. Светлые, почти белые в детстве волосы потемнели, стали темно-русыми. Оскар выше Ноэля на полголовы. Еще подростком в рост шел с такой скоростью, что не успевали покупать новые брюки. И вырос таким же долговязым, как отец. А выразительные глаза были совсем мамины, той же немного вытянутой формы, коньячного оттенка, с пушистыми по-женски ресницами. Чуть удивленные, озорные, временами дерзкие. И такие молодые. Впрочем, он и был мальчишка. Как только в фотокорры попал? Да еще и сражения фотографировал. Хотелось надрать ему уши и сгрести в охапку. Это казалось так просто, когда Оскару было тринадцать. И так глупо теперь.
Он носил военную форму, сидевшую на нем, как влитая. Широко улыбался, громко говорил, с аппетитом ел. И рассматривал старшего брата.
— И как это тебя не забросило в Японию? — спросил Ноэль в самый первый вечер, не понимая, как говорить с этим молодым мужчиной, тогда как в сознании его все еще был мальчик, росший у него на глазах.
— Я не особенно рвался, мне хватило войны. Видимо, мамины связи в министерстве. Там тоже ее поклонники.
— А если бы направили?
— Полетел бы. Ты же здесь.
— Меня весной должны демобилизовать. Недолго осталось.
— И домой? В Париж?
— Для начала. Дальше — как получится. Я совершенно не представляю, чем теперь заниматься.
Он не слукавил. Когда Риво сказал, что в апреле он может начинать паковать чемоданы, Ноэль растерялся. Оказывается, можно растеряться, едва перестают отдавать приказы и наступает тот момент, когда вдруг остаешься один на один со своей жизнью. Без войны, без долга, без привычки.
Один раз заговорили о Денизе. Оскар так неловко упомянул, что Гинзбурги перебрались в Париж. Из семьи выжили только младшие сыновья, близнецы, которых спасли соседи и увезли из города. Потом мальчиков забрала семья, которая их и укрывала все это время. Теперь Пьеру и Жаку было по восемнадцать, и они вернулись в свою старую квартиру на улице Монторгей.