После падения
Шрифт:
Улыбаюсь и отправляю ответ.
«Хватит отвлекать меня, поезжай на работу, пока я не спустился и не сорвал с тебя одежду».
Каким бы привлекательным это предложение ни казалось, я кладу телефон на пассажирское кресло и завожу машину. Двигатель мягко мурлычет, в отличие от рева моей машины. Для классического автомобиля он двигается гораздо плавнее моей; Хардин действительно заботится о машине.
Выезжаю на шоссе, и телефон опять звонит.
– Господи, ты что, двадцать минут без меня прожить не можешь? – смеюсь я в трубку.
Мужской
– Тесса?
Ной.
Я отодвигаю телефон от уха и смотрю на экран, в ужасе убеждаясь, что это он.
– Гм… извини, я думала… – заикаюсь я.
– Ты думала, что это он… я понял, – говорит он.
Ной говорит грустно, но спокойно.
– Мне очень жаль. – Действительно.
– Все нормально.
– Так… – Я не знаю, что сказать.
– Вчера я виделся с твоей мамой.
– Ой!
Вместо сочувствия Ною всплывает ненавидящий голос мамы, отчего у меня снова колет в груди.
– Да… Она очень зла на тебя.
– Я знаю… она шантажировала меня оплатой колледжа.
– Она передумает, я уверен. Просто она страдает, – говорит он.
– Она страдает? Шутишь, что ли? – усмехаюсь я.
Он не может защищать ее в моих глазах!
– Нет-нет, она собиралась это сделать, но она просто злилась, что ты… ну… с ним, – говорит он, не скрывая неприязни.
– Это не ее дело – указывать мне, с кем быть. Ты мне поэтому звонишь? Сказать мне, что я не должна быть с ним?
– Нет-нет, Тесса. Просто хотел убедиться, что у тебя все хорошо. Мы впервые так долго не разговаривали за десять лет, – говорит он.
Я не могу сердиться.
– Ой, прости. Сейчас у меня столько всего происходит, я думала, ты позвонил, чтобы…
– Просто чтобы сказать, что то, что мы не вместе, не значит, что я для тебя не существую, – говорит он, и меня пронзает боль.
Я скучаю по нему; я не люблю его, но он был такой огромной частью моей жизни, когда я была маленькая, что трудно все это отвергнуть. Он был всегда со мной, а я разбила ему сердце и даже не удосужилась как-нибудь это объяснить или извиниться. Я ужасно чувствую себя от того, как я поступила с ним. Наворачиваются слезы.
– Прости меня за все, Ной, – тихо прошу я и вздыхаю.
– Все будет хорошо, – так же тихо отвечает он. Словно желая сменить тему, он говорит: – Я слышал, ты получила стажировку…
Мы разговариваем всю дорогу до издательства. В конце концов, Ной обещает поговорить с мамой о ее отношении ко мне, и я чувствую, что с моих плеч свалилась огромная тяжесть: Ною лучше всего удавалось успокоить маму, когда она сердилась.
Оставшаяся часть дня проходит гладко. Дочитываю рукопись, делаю заметки для мистера Вэнса. Мы с Хардином обмениваемся эсэмэс, договариваясь о месте встречи. Время летит незаметно. Когда я приезжаю по адресу, который назвал мне Хардин, с удивлением обнаруживаю, что это место на полпути между кампусом и издательством. Если мы тут поселимся, дорога будет занимать всего двадцать
Я не вижу на стоянке своей машины. Звоню Хардину и оставляю голосовое сообщение. Что делать, если он передумал? Он ведь говорил?
Я уже начинаю паниковать, но тут он заезжает на стоянку и паркует мою машину рядом со мной. По крайней мере, машина похожа на мою, но все же отличается. На серебристой краске ни царапины, выглядит новенькой и блестящей.
– Что ты сделал с моей машиной? – спрашиваю я, когда Хардин вылезает.
– Я тоже рад тебя видеть, – он улыбается и целует меня в щеку.
– Серьезно, что ты сделал?
– Перекрасил. Господи! Можешь меня поблагодарить. – Он закатывает глаза.
Я прикусываю язык только потому, что у нас еще важное дело. Кроме того, машина действительно хорошо выглядит. Мне просто не нравится, что Хардин тратит на меня деньги, и краска к тому же недешевая.
– Спасибо. – Я улыбаюсь и беру его за руку.
– Пожалуйста. Теперь пойдем внутрь. – Он уводит меня со стоянки. – Ты хорошо выглядишь за рулем, особенно в том, что на тебе сейчас. Я думал об этом весь день. Я хочу, чтобы ты выполнила мое желание: выслала мне свои обнаженные фотографии, – говорит он, и я толкаю его локтем. – Да я просто сказал. Интересней было бы сидеть в аудитории.
– А, так ты снова ходишь на занятия, – смеюсь я.
Он пожимает плечами и открывает мне дверь.
– Пришли.
Я улыбаюсь не свойственному ему жесту и вхожу. Холл совсем не такой, как я ожидала. Все белое: белые полы, чистые белые стены, белые диваны, белые стулья и ковры, белые лампы на столах. Это выглядит элегантно, но как-то пугающе. Лысеющий человек в костюме встречает нас и трясет Хардину руку. Он, кажется, боится нас или, может, Хардина.
– Вы, должно быть, Тереза? – улыбается он.
Зубы у него белые, как и стены вокруг.
– Тесса, – с улыбкой поправляю я его, и Хардин тоже улыбается ему.
– Очень рад познакомиться. Значит, будем подписывать?
– Нет, она хочет сначала посмотреть. Зачем подписывать, если она даже не видела? – сухо говорит Хардин.
Бедный человечек сглатывает и кивает.
– Конечно, пойдемте.
Человечек ведет нас в коридор.
– Будь повежливей, – шепчу я Хардину, когда мы заходим в лифт.
– Нет, – ухмыляется он, мягко сжимая мне руку.
Я кидаю на него выразительный взгляд, но ямочки на его щеках только становятся больше. Мужчина говорит о том, какой тут хороший вид и что это один из лучших домов в районе. Я вежливо киваю, а Хардин молчит.
Мы выходим из лифта. Меня поражает контраст подъезда и лестничной клетки. Такое чувство, что мы совершенно в другом здании… и в другое время.
– Вот она, – говорит наш сопровождающий, открывая первую дверь. – На этом этаже всего пять квартир, так что вам редко придется с кем-то встречаться.