После России
Шрифт:
…Пока в течении нескольких часов всё не прояснилось, и по всем каналам не зачитали обращения Международной Военной Администрации ООН. Россия опять сыграла с Михаилом Сергеевичем злую шутку: исчезла раньше, чем он успел предречь это в своей недописанной книге. Он впал в депрессию, тихонечко запил, пережив адские муки раскодирования, и на автомате читал свои лекции перед пустыми аудиториями.
Однажды после лекции к нему подошёл хорошо одетый человек с незапоминающимся лицом и предложил поговорить. К удивлению Михаила Сергеевича, разговор был приятным.
«Понимаете, мы внимательно за вами следим, Михаил Сергеевич… За вашим творчеством. Особенно интересен последний его этап… Россия себя изжила, вы это лучше меня понимаете и видите. Так вот, в ближайшие дни будет провозглашена Уральская республика. Но есть одна проблема - отсутствие какой-либо идентичности, идеологического базиса для разрыва с Москвой. Вы понимаете? Нам нужен яркий манифест,
Михаил Сергеевич был возбужден. Домой шёл пешком, потому что не ходил транспорт. Отопления не было, электричество постоянно исчезало, и поэтому он лихорадочно выбросил с антресолей пыльные тряпки и папки, в итоге розысков вытащив на свет божий древнюю механическую машинку. С удивительной проворностью снарядив её, он вставил в мрачный аппарат два листа, проложенных найденной на антресолях же копиркой (лента машинки была сухая и первая страница обещала быть нечитаемой). Слова полились из него с невероятной силой и мощью. «Сотни лет кровавые московские империалисты огнём и мечом подавляли свободолюбивую уральскую нацию. Но день справедливости пробил и кровавая тирания пала. Солнце свободы взошло над Великим Уралом!».
На следующий день Михаил Сергеевич пришёл в охраняемое офисное здание в Новом центре и, протомившись 20 минут в холле, вручил своему новому знакомому текст. Тот тут же изучил документ и посмотрел на Михаила Сергеевича как-то иначе. «Отлично! То, что нужно!». Дальше всё было как в кино: его привели в хорошо обставленный офис, дали в руки пухлый конверт, наполненный евро, напоили кофе, потом выдали новейший коммуникатор. Через пару дней, когда Михаил Сергеевич уже подумал, что про него забыли, коммуникатор включился и ему сообщили о высланной машине.
Короче говоря, когда открылся Съезд Народов Урала, Михаил Сергеевич сидел в президиуме, рядом с другими мужчинами и женщинами в хороших костюмах. Он зачитал свой манифест и, выкрикивая в зал заключительное «Да здравствует Уральская Республика!» увидел поднимающихся и аплодирующих людей. Это был долгожданный час его триумфа.
…Последующая его жизнь была наполнена бесконечными лекциями в различных городах мира, семинарами и круглыми столами, телеэфирами и бесконечным производством духовного хлама, который тут же становился основой уральской государственности, а частично ложилось в фундамент сибирской и дальневосточной суверенности. Михаил Сергеевич сам запустил в оборот определение «основоположник и виднейший теоретик философии уральской самобытности» и чрезвычайно гордился, когда его так называли посторонние люди.
Известие о мятеже в Рязани сначала никак его не заинтересовало, он как раз только что вернулся из Минска, где выступал на какой-то очередной конференции. Однако к моменту краха Поволжской Республики и Конфедерации, он уже был мобилизован и выполнял спецзаказ правительства, сочиняя бесконечные воззвания, наполненные самыми изощрёнными и гнусными проклятиями в адрес Москвы и рязанских мятежников. «Будь ты проклята, Москва, вавилонская блудница и город позора, город мошенников и сутёнеров, край проклятья и земля мерзости!», - он сбивался на какие-то уж совсем библейские проклятья, мучительно комбинируя в мозгу всё то, что писал и говорил в предыдущие годы. У него были свои резоны биться до конца: председатель КОК Жихов как-то показал ему перехваченное поскрипционный список НОРТа, в котором академик Жабреев значился среди политических и военных лидеров «сепаратистов». «Этих людей необходимо уничтожить в любом случае!», - так завершалось послание и Михаилу Сергеевичу стало не по себе. Ему выдали охрану и пистолет, но уверенности это не прибавило. Наоборот, больше стало злости и ненависти, первобытной и всепоглощающей. «Москва - это наше горе, «Россия» - это голем, слепленный московскими человеконенавистниками, чтоб держать в повиновении свободолюбивые народы Евразии! Гниющий труп москальского государства - это преграда на пути свободного развития не только наций Евразии, но и всего мира. Наша нынешняя борьба - это борьба свободы против рабства, демократии против тирании, культуры против варварства!», - диктовал он, читая на экране возникающий текст. «Надо срочно что-то делать с языком, а то как-то странно получается… Язык - дом бытия, мать его так. Дом не дом, но какую-то отдельную избушку точно надо начинать строить», - вдруг осенило Михаила Сергеевича, и он почувствовал себя гением. «Вот он, кол в грудь проклятому Кощею!», - и профессору Жабрееву привиделся уральский язык. Михаил Сергеевич нервно и театрально закурил сигариллу, подошёл к письменному столу. Как-то много месяцев назад он разговорился с одним филологом, на очередном симпозиуме по проблемам уральской идентичности. Какой-то полусумасшедший человек… Может и сумасшедший. Может, это как раз идеи приставучего языковеда и вынырнули из подсознания именно сейчас, когда Михаил Сергеевич так остро чувствовал внутреннюю пустоту своих словесных
Он достал свою походную записную книжку, куда по старой привычке, записывал всякие приходящие в голову мысли и просто рисовал чёртиков, когда приходилось скучать на бесконечных заседаниях.
Что-то вроде он записал и тогда, со слов этого эксцентричного филолога. Просто, чтоб показать ему заинтересованность. Действенный метод, всегда работает! Ага, вот… Слава богу, записал самое важное… Значит так, районы распространения: Башкирия, часть Удмуртии, Пермский край, Свердловская область. Забытые названия… Челябинская область, Оренбуржье… Неважно. В чём там суть-то? Так, ага… «Наличие долгих гласных». Таак… «Редукция начальных гласных»… Отлично! И что-то про падежи ещё… Ага, вот «деградация падежной системы. Замена родительного падежа в управлении именительным, по существу нулевым падежом». Мудрёно, и для целого отдельного языка маловато. «Возможные источники влияния - восточные финно-угорские языки для которых характерно сочетание гласных типа: "уа", "уы" и т.д. (при отсутствии настоящих дифтонгов), самостоятельно развитие языка (2 случай)». Какой, интересно, случай? Ладно, разберёмся…
План учреждения нового языка вдруг привиделся ему во всей грандиозности, красе и выгодности. Надо будет поработать с диалектами, кодифицировать все эти «чё» и прочие «робить», ну всякие там окончания колхозанские… писать как слышится. Если писать фонетическими знаками, то получится почти белорусский! Кстати, создать Институт уральского языка… Гранты стопудово дадут под такое! Оканье как-то выделить… Или аканье? Да какая разница… присыпать это бажовской экзотикой и хантами-мансями… ну там татарского капнуть… украинского малость! Там большие наработки… В конце концов, в своё время евреи выучили иврит, так что можно заставить, если с детства учить. Взять украинский к примеру… Времени нет, но зато техника уже какая! Перевести на уральский коммуникации - и всё, выучат тихонечко! И писать латынью, вот! Это первым пунктом! Михаил Сергеевич нервно забегал по кабинету, потом снова сел в кресло и, открыв новый документ, включил клавиатуру и, по-старинке, тыкая пальцами на клавиши, напечатал заголовок: «К вопросу об уральском языке». Потом подумал и набил ниже «K vooprosu op uralskom jazyke». «Или jezyke?», - подумал он. Полюбовавшись графическим видом нового языка, он снова забегал пальцами по клавиатуре: Institut Uralskovo Jezyka imni Pavla P. Baszova. Чёрт побери, какая гениальная идея! А выглядит вполне самобытно, не хуже чешского или польского! Ну продумать, как писать шипящие - сочетаниями или всякие чёрточки на буквах рисовать. Разберёмся. Теперь главное, чтоб быстрее закончилась вся эта хрень с Пироговым. После такой бучи уральская самобытность будет на вес золота… если будет.
Он вздохнул и вновь принялся упражняться в употреблении изобретённого языка, написав самые важные для него слова: Akademih Uralskoj Okodemei Nauh Mihail S. Szabreev. Определённо, это имя будет вписано в новейшую историю Урала! «Вот такая у меня будет теория с практикой!», - победоносно заключил он и решил отправиться спать, рассудив, что утро вечера мудренее.
…Утром, очнувшись от сумбурного сна и прополоскав рот, Михаил Сергеевич соединился с Водянкиным и в нескольких фразах описал ему свой проект. К удивлению Михаила Сергеевича, которому самому его ночные идеи уже казались началом шизофренией, Водянкин внимательно выслушал его, а потом перезвонил и даже задал множество вопросов. «Знаете, этим надо заниматься срочно! Писать прокламации у нас есть кому, а вот эту тонкую работу можно поручить только вам. Значит, подумайте, сколько вам нужно людей, каких. Я подумаю, где будете работать.»
15. Отходы «Политзавода»
Осмысление всего произошедшего в последние дни наступило для Михайлова случайно и навалилось как-то разом. Случилось это после мучительного и тяжёлого допроса нескольких офицеров генштаба и полиции. Все вели себя по разному - кто-то матерился и призывал на голову «изменников» кары и проклятья, кто-то просто молчал, кто-то пытался превратить всё в шутку, возможно, не понимая, какими серьёзными для их будущей судьбы имеют эти тягучие моменты допросов.
Самым умным оказался бывший начальник полиции Челябинска Шевкунов. Уже допрошенный челябинским управлением КОКУРа, он сразу повёл двойную игру - с одной стороны, демонстрировал готовность к сотрудничеству, с другой стороны - ничего конкретно не говорил. Было очевидно, что он просто тянет время, ожидая развития событий. «Дурак какой!», - Михайлов был измотан и потому совершенно потерял интерес к психологическим играм с задержанными - «Может, прямо в лоб ему сказать, что про их говенный Русский Уральский Союз Офицеров всё мы знаем? Сказать, мол, если всё будет плохо… Ну для нас, в смысле, по-любому, не доживёт он до Пирогова. Тут же все продумано до деталей - один сигнал и все заключённые через секунду потравят газом как щенков».