После смерти Пушкина: Неизвестные письма

Ободовская Ирина Михайловна

Мария Александровна сюда приезжала из Москвы с на­ступлением майских дней. «...Будучи примерно на десяток лет старше своей единоутробной сестры, Мария Александровна совершенно на нее не походила. Это была худенькая, седая, подтянутая старушка, темноглазая, с сеткой мелких морщи­нок, прорезавших смуглое, не лишенное все же известной привлекательности, характерное «пушкинское лицо»... Еже­годно посещал Лашму и проживал в ней летней порой стар­ший сын поэта, генерал от кавалерии Александр Александро­вич Пушкин, сухой, седой, как лунь, но еще достаточно бод­рый старик в своем васильковом мундире нарвских гусар, ко­торыми командовал на русскотурецкой войне.

...Мария Александровна,

сухонькая, но бодрая, выходила к приезжим гостям в неизменном темном костюме без вся­кого следа украшений, скромно усаживаясь в тени, прини­мала участие в общей беседе, вносила в споры примиряю­щее начало. Между прочим, была она до крайности суевер­на: пугалась совиного крика, избегала тринадцатое число, а если выплата пенсии из наравчатского казначейства прихо­дилась на пятницу (день смерти А. С. Пушкина), задерживала поездку «нарочного с ока­зией» на несколько дней».

О хороших родственных отношениях между детьми Пушкина и Ланских пишет в своих воспоминаниях и Е. И. Бибикова:

«Зимой дядя Александр Александрович (сын А. С. Пушкина) приезжал в Пе­тербург по делам институтов и заседал в Опекунском сове­те (А. А. Пушкин был почетным опекуном женских институтов), жил как всегда у моей матери (у Елизаветы Петровны Ланской — младшей дочери Н. Н. Пушки­ной-Ланской), и там я с ним встре­чалась и глубоко уважала этого гордого старика... Мария Александровна Гартунг была старшая дочь Пушкина... Она гостила у нас в Андреевке каждое лето до открытия Казан­ской железной дороги. После этого она стала ездить в Лашму к другой сестре, Александре Петровне Араповой... Она была очень ожесточена на свою неудачную жизнь... со свои­ми седыми волосами напоминала какую-нибудь средневеко­вую маркизу...»

«Я хорошо помню Александру Николаевну (А.Н.Гончарову-Фризенгоф). Она бы­ла моей крестной матерью. Я родилась в Висбадене, в Герма­нии. Мать боялась первых родов, которые и были очень тя­желые, и поехала в Висбаден, где тогда царила ее сестра — красавица Наталья Александровна, урожденная Пушкина, жена принца Нассауского. Крестным был дед П. П. Ланской, который лечился от ревматизма и жил у падчерицы Натальи Александровны...» «Когда мне минуло уже 7 лет, мой отец Николай Андреевич Арапов заболел нервным расстройст­вом в деревне, и мама, списавшись с Фризенгофами, повезла отца и нас детей в Вену. Там мы прожили два года».

Хорошие добрые отношения между детьми Пушкиными и Ланскими продолжались и их потомками. Бибикова пишет, что в 1914 году она была в гостях у Натальи Михайлов­ны Бессель (дочери Н. А. Пушкиной-Дубельт-Меренберг) и очень хорошо о ней отзывается: «Я у нее была в Бонне в 1914 году... я ее хорошо помню, она была пресимпатичная, живая, веселая и очень родственная... У нее было двое де­тей: сын Александр и дочь. Сын очень гордился, что он внук поэта, и собирал целые коллекции его портретов и отзывов о Пушкине».

СВЕТСКИЕ ВСТРЕЧИ

В силу служебного положения своего мужа, а главное — необходимости поддерживать нужные связи в обществе ра­ди детей Наталья Николаевна иногда бывала на званых обе­дах и вечерах, ездила с визитами к светским дамам, принима­ла их у себя. Но делала она это очень неохотно. Так, в письме от 20 июня 1849 года она пишет, что под предлогом, что у нее нет гувернантки и не с кем оставить детей, она отказалась от приглашения на обед к княгине Радзивилл. «Признаюсь те­бе, — пишет она Ланскому, — я не чувствую себя способной

присутствовать на этих больших обедах. Это жертва, кото­рую моя лень находит бесполезной приносить»

Еще менее охотно бывает она при дворе, о чем мы уже говорили выше. В одном из писем к Ланскому Наталья Ни­колаевна пишет, что встретила у знакомой г-жу Мятлеву, мать известного поэта И. П. Мятлева. Разговор зашел о по­хоронах только что умершей маленькой великой княжны, и Мятлева сказала, что Наталья Николаевна должна быть на похоронах. «Я не пойду, — пишет Наталья Николаевна, — во-первых, потому, что я не получила никакого извещения, ни приказа по этому поводу, а во-вторых, так как с меня не тре­буют, чтобы я пошла, я избегну таким образом большого расхода, который мне мои капиталы не позволяют сделать, если только не входить в новые долги, а я начинаю прихо­дить от них в ужас, так трудно мне вылезти из старых. Может быть, ты не согласишься со мною, но я еще так мало привыкла к тому, что я что-нибудь значу, и настолько убеж­дена, что мое отсутствие не будет замечено, так как я не принадлежу к интимному кругу при дворе, что считаю себя в праве позволить себе эту вольность. И потом, при моем образе жизни, кто может предполагать, что я здесь. Весь двор, как говорят, в городе» (18 июня 1849 г.).

Но по настоянию тетушки Строгановой, убеждавшей ее, что она как жена генерала непременно должна быть, Наталья Николаевна вынуждена была присутствовать на панихи­де в Петропавловском соборе по великому князю Михаилу Павловичу. «Рядом со мной все время стояла госпожа Охотникова, — читаем мы в письме от 19 сентября того же года, — которая заливалась слезами, г-жа Ливен сумела выжать не­сколько слезинок. Другие дамы тоже плакали, а я не могла». I

Вряд ли нуждается в комментарии отношение самой На­тальи Николаевны к этому печальному событию царствующего дома. Если г-жа Ливен сумела выжать несколько слези­нок, то она этого сделать не смогла, фальшь была чужда ее натуре...

Приведем теперь другое письмо, в котором выражены совсем иные чувства и мысли. Осенью 1849 года умер гене­рал-майор Дмитрий Петрович Бутурлин — военный исто­рик, директор Публичной библиотеки. И он, и жена его Елизавета Михайловна, урожденная Комбурлей, были зна­комы с Пушкиными давно. Пушкин с женой не раз бывал у них на балах и вечерах. Связь с этой семьей, с которой была дружна и тетушка Загряжская, не порывалась и после смер­ти поэта. В письмах Наталья Николаевна упоминает о том, что старик Бутурлин, живший неподалеку на даче у брата, часто навещает ее по утрам. В силу этих дружественных отношений она сочла своим долгом присутствовать на пани­хиде. В письме от 12 октября она описывает свое посеще­ние дома Бутурлиных:

«После обеда я собрала все свое мужество и пошла одева­ться, чтобы одной ехать к Бутурлиным. Я считала необходи­мым сделать это ради сына, который действительно был мне верным другом, и потом старик всегда был так внимате­лен ко мне. Было даже время, когда, принимая во внимание близкие отношения тетушки Катерины со старой Комбурлей, я постоянно бывала в их доме, стало быть, это было почти что моим долгом, и я решила побороть свою застен­чивость. Приехав туда, я прошла через прекрасные гости­ные, чтобы достигнуть бального зала, где столько раз я весе­лилась. Посредине стоял гроб. Из женщин были только две особы, живущие в доме, и горничные, зато довольно много мужчин. Я была просто ошеломлена. Но набралась смело­сти и прошла прямо к этим двум женщинам, которых я даже не знала. Когда началось чтение молитв, пришло много мо­нахов, мне кажется — весь невский монастырь собрался здесь. Наконец приехали тетушка Местр и княгиня Бутера, их присутствие меня ободрило.