После войны
Шрифт:
— О чём и речь, — грустно закивал он, вымученно улыбнувшись. — Боюсь, как раз только видела, и исключительно на картинках. Так что во многом вина за события лежит на мне. Если бы не эта проклятая книга, может быть, Юдола и не…
— Ну, в данном случае, ваше влияние было исключительно опосредованным, — я махнул рукой. — Только Веха могла знать, что среди бестолковых, но безобидных книг обнаружится такое. Нет, надо было догадаться! Ну, в первые годы своего существования вампир ещё может пытаться копировать человеческие эмоции, но после сотни с лишним лет пребывания
— Боюсь, бедной девочке уже поздно что-то объяснять.
— Её бы в поместье барона Алленштана под Эрлих, посмотрела бы на своих чудесных вампиров, — мрачно пробормотал я.
— Не знаю, что было в том поместье, и не хочу знать, но, боюсь, даже тогда не будет никакого толка, — Веселий вздохнул. — Все аргументы разобьются о стену её нежелания понимать и единственную фразу «Он не такой, он особенный». Даже если бы она застукала этого вампира за каким-нибудь мерзким деянием, она бы всё равно нашла ему оправдание. Остаётся только ждать и надеяться, что со временем её глупое увлечение пройдёт.
— Не поспоришь, — вынужден был признать я. — Жалко девчонку.
— Жалко, — учитель снова вздохнул. — Она же хорошая девочка; хозяйственная, мастерица, весёлая, добрая. Наивная вот только да впечатлительная, как оказалось. Не тем она впечатлилась. Ну, будем уповать на взросление.
— Если её раньше не расстреляют, — я пожал плечами.
— А могут? — растерянно поднял на меня взгляд хозяин дома. — Но… за что? Она же просто ребёнок!
— Веселий Радоборович, если вы помните, мы только что закончили кровопролитную войну, а этот вампир был не просто нежитью, он был офицером доманской армии, элитного подразделения — Солдат Смерти. Этим делом будет заниматься Служба, и вряд ли Юдола отделается одним только устным предупреждением, это вы должны понимать не хуже меня. Расстрел — это, конечно, крайняя мера, но фильтрационный лагерь и отправка на поселения — самый вероятный вариант развития событий.
— Да, — тихо пробормотал он. — Я не подумал об этом. Какая трагическая история… Я совсем забыл, что он был офицером. Боги! Когда же придёт то время, когда люди наконец научатся жить в мире?!
— Наверное, когда мы все поумнеем и научимся понимать цену и последствия каждого своего поступка, — я в ответ пожал плечами.
— То есть, ещё очень и очень нескоро, — печально улыбнулся учитель.
Я просидел у него ещё около полутора часов, и в разговоре мы старательно избегали болезненной темы.
Перемены в моей налаживающейся на новом месте жизни наметились на пятый день к вечеру. Солнце уже едва торчало из-за леса, а я стучал молотком, лёжа рядом с самым коньком крыши: ремонт крыльца закончился, а здесь обнаружилась пара неприятных проплешин, грозивших к весне превратиться в дыры при условии переменчивой зимы. Так что самоходку я заметил издалека; правда, спускаться не торопился. Оставалось буквально несколько гвоздей, и проще было сразу закончить, чем потом ещё раз лезть на самую верхотуру.
Самоходка затормозила прямо возле дома; судя по тому, что прибыла она
— Эй, есть кто дома! — громко поинтересовался, выбравшись из железного брюха, немолодой уже мужчина в командирской, кажется, форме — мне было не слишком хорошо видно.
— Я сейчас спущусь, — откликнулся я.
— Илан, кто там? — громко поинтересовалась с другой стороны дома хозяйка, возившаяся в огороде.
— Да это ко мне.
— А хозяйка где? — уточнил ещё один прибывший, тоже в командирской форме, только с рукой на перевязи и крепкой тростью, на которую он опирался при ходьбе. Я пожал плечами и крикнул на другую сторону дома.
— Илина Миролевна, там и вас тоже спрашивают!
Женщина в ответ вопросительно дёрнула головой, я же только снова пожал плечами. Да мне-то откуда знать, зачем им хозяйка понадобилась?
Не мудрствуя лукаво, остатки строительных материалов я просто сбросил вниз, предварив сие действие громким криком «поберегись!». После чего, заткнув за пояс молоток и зажав в зубах небольшую пилу, спустился по лестнице.
При ближайшем рассмотрении оба прибывших оказались альтенант-полковниками, причём первый действительно службист, а вот второй — лётчик-исребитель, почему-то в парадной форме и со всеми наградами.
— Здравья желаю, товарищи, — отсалютовал я. — Прошу простить мой внешний вид. Гвардии обермастер Илан Стахов, к вашим услугам.
— Да бросьте, товарищ обермастер, — махнул рукой службист. — Вы всё-таки в отпуске. Альтенант-полковник Службы Обеспечения Безопасности Олей Ластев.
— Альтенант-полковник запаса Селемир Ковыль, лётчик-истребитель, — представился третий. — Вы такой молодой, а уже обермастер? — он улыбнулся и покачал головой. Невесёлая получилась улыбка.
— Ну, что делать, — я развёл руками. — У нас как в разведке, от звания до звания главное дожить!
— И то верно, — рассмеялся лётчик. Не сговариваясь, мы со службистом полезли по карманам за папиросами. На мой вопросительный взгляд Ковыль отмахнулся.
— Да я не курю. Никогда не курил, и вам не советую.
— Надо бы бросить, — я согласно пожал плечами. — Только стимула пока нет. Вот домой доберусь, там посмотрим.
— Э, так вы из-за нас тут застряли? — сочувственно покивал службист.
— Не сказал бы, что это так уж меня расстроило, — я хмыкнул. — Хоть отдохнул немного от походной жизни и посмотрел, какая она, жизнь мирная. А то как-то даже боязно было, вдруг, не получится?
— Селемир?! — оборвал меня возглас хозяйки дома.
— Лина! — ответил радостным восклицанием бросившийся ей навстречу лётчик, подхватывая в объятия едва стоящую на ногах женщину.
Мы со службистом, переглянувшись, тихонько отошли подальше, чтобы не мешать. Хотя сейчас они, пожалуй, и Чернуха не заметили бы, явись он со всей своей свитой.
— Почаще бы вот так, — вздохнул Ластев, кивая на счастливую пару. — Похоронка на живого лучше погибшего, пропавшего без вести.
— И то верно. Ну что, сейчас в лес пойдём, или до утра?