После…
Шрифт:
— Как это через две недели?! — воскликнул Натан. — Я не могу ждать две недели! Я истощен, я болен! Мне надо знать, что у меня!
— Успокойтесь, — мягко произнес доктор, — я пошутил. Мы подведем первые итоги через час. — Внимательно посмотрел на пациента и с беспокойством в голосе подытожил: — У вас в самом деле усталый вид. Если желаете, можете отдохнуть, пока ждете результатов: у нас есть свободная комната на третьем этаже. Я попрошу санитарку принести вам еду, хотите?
Натан согласился; собрал одежду, поднялся в предложенную комнату, переоделся и повалился на кровать.
Первое, что он увидел, — улыбка Мэллори,
Несмотря на несхожесть характеров, несколько лет они прожили очень счастливо — оба умели уступать. Конечно, Натан много времени проводил на работе, но Мэллори мирилась с этим, понимала его желание подняться по социальной лестнице. Взамен он не осуждал активную жизненную позицию жены, даже если находил ее деятельность наивной или смешной. Рождение Бонни только укрепило их взаимопонимание.
В глубине души Натан всегда считал их брак нерушимым. Но со временем супруги отдалились друг от друга. У него с каждым днем было все больше работы, появлялись новые обязанности. Он прекрасно понимал, что именно из-за его занятости и возникли первые трещины в твердыне их брака.
Но главной причиной стала смерть Шона, их второго ребенка, он умер в трехмесячном возрасте. Это произошло зимой, в начале февраля, три года назад.
Мэллори отказалась брать няню-филиппинку для ухода за детьми. Она считала так: чтобы воспитывать детей богатых американцев, эти женщины вынуждены покидать родные страны и оставлять собственных детей. Если для освобождения от забот женщин Севера требуется возложить все на женщин Юга, она предпочитает обойтись собственными силами. Родители, и никто другой, должны заниматься своими детьми. Лесли Натан заявлял, что няня-филиппинка за свои услуги получает деньги, несравнимые с тем, что может заработать в своей стране, и с их помощью дает образование своим детям — Мэллори называла его ужасным колонизатором. И так расходилась, что он жалел о сказанном.
Тем вечером Натан ушел с работы чуть раньше обычного. Мэллори предупредила его, что поедет к родителям — она каждый месяц бывала у них. Обычно брала с собой Бонни, но на этот раз решила оставить девочку дома, с отцом, — у малышки была ангина. Улетала жена в шесть вечера, Натан застал ее уже в дверях. Быстро поцеловав мужа, Мэллори бросила что-то вроде: «Я все приготовила. Тебе надо только подогреть бутылочки в микроволновке. И не забудь, что ему срыгнуть нужно».
И вот он остался один с двумя детьми. Для Бонни Натан припас секретное оружие — видеокассету с мультфильмом «Красавица и Чудовище». Еще одна причуда Мэллори — бойкот Уолта Диснея. Это не нравилось Бонни, ведь ее лишали многих чудесных мультиков. Натан дал ей кассету, после того как она поклялась ничего не говорить маме. И Бонни, очень довольная, пошла в гостиную смотреть мультфильм.
Натан уложил Шона в колыбель. Ребенок был спокойным, здоровым; он пил из своей бутылочки до семи вечера, потом уснул. Натан обожал возиться с детьми, но в этот вечер у него не было времени: адвокат работал над важным, сложным делом. Впрочем, ему всегда поручали только такие дела, и приходилось все чаще брать их домой.
После мультфильма Бонни попросила поесть — конечно же, спагетти, что еще можно есть после «Красавицы и Чудовища». Натан приготовил макароны, покормил дочь, но сам не стал есть. После ужина девочка, не капризничая, отправилась в постель. Натан напряженно работал еще четыре часа, потом дал последнюю бутылочку Шону — ко сну. Он чувствовал, что устал, а завтра рано вставать. Шон мог всю ночь не просыпаться; Натан был уверен, что ребенок не проснется раньше шести.
Утром следующего дня Натан обнаружил в колыбели безжизненное тело сына, лежавшего на животике. Когда взял его на руки, заметил на простыне пятно розового цвета. Ужас пронзил его, когда он все понял… Шон умер тихо — отец не слышал ни звука, хотя спал чутко.
Такие случаи смерти новорожденных хорошо известны. Как и все родители, они с Мэллори были предупреждены: детям вредно спать на животе — и всегда следовали рекомендациям педиатра укладывать Шона на спину. Следили и за тем, чтобы лицо ребенка оставалось открытым, чтобы температура в комнате не была слишком высокой, — Мэллори поставила современный термостат, который постоянно поддерживал температуру 20 °C. Матрац должен быть твердым — они купили самый дорогой, сделанный с соблюдением всех норм безопасности. Кажется, они были хорошими родителями…
Потом Натану много раз задавали один и тот же вопрос: действительно ли он положил ребенка на спину? Ну да, конечно, — как обычно; именно так он и отвечал. На самом деле, к великому своему удивлению, Натан не помнил, как укладывал Шона, — никак не мог восстановить ход событий. Зато точно помнил, что в тот проклятый вечер полностью погрузился в работу, изучая дело о финансовом объединении двух авиакомпаний.
За все время отцовства он ни разу не укладывал детей даже на бок, не то что на живот, зачем же ему было делать это в тот вечер? Но Натан не мог вспомнить все подробности момента, когда укладывал сына в колыбельку. Эта неуверенность терзала его и усугубляла и без того гнетущее чувство вины. А Мэллори выдумала, что виновата она, потому что не кормила Шона грудью. Если бы это могло что-нибудь изменить!
Почему они отдалились друг от друга после страшного испытания, вместо того чтобы сблизиться? Их охватило необъяснимое отчуждение. Натану стало очень тяжело находиться рядом с Мэллори. Как жить и постоянно чувствовать на себе ее взгляд, обвиняющий, хоть и неосознанно, в смерти Шона? О чем разговаривать — вспоминать о прошлом? Помнишь, как было хорошо, как мы его ждали, как им гордились… Помнишь место, где мы зачали его, — в домике на горнолыжной станции Уайт-Маунтинз… Помнишь, помнишь…
Он больше не знал, как отвечать на вопросы: «Натан, ты веришь, что он на небе?», «Ты веришь, что после смерти что-то есть?». Ничего он не знал об этом, ни во что подобное не верил. Внутри была лишь бесконечная тоска, страшное чувство потери. Ничто не радовало, ничто не могло вернуть им сына.
Чтобы продолжать жить, Натан с головой ушел в работу. Но стоило ему появиться в офисе, все задавали один и тот же вопрос: «Как твоя жена?» Вечно его жена — а он сам и его боль никого не волновали. Никто не спрашивал, каково ему, как он все это пережил. Его считали сильным, жестким, беспощадным — хищником, не имеющим права на слезы и отчаяние.
Натан открыл глаза и резко встал. Конечно, иногда он проводил замечательные дни с дочерью, получал удовольствие от занятий спортом, улыбался шуткам коллег. Но даже в такие моменты боль от потери сына не оставляла его.