Последнее Евангелие
Шрифт:
— Все вокруг больше напоминает Грецию, а не Рим! — воскликнул Костас, стряхивая пыль с рукавов. — Ничего не пойму!
— Просто мы столкнулись с несколькими историческими пластами, — ответил Джек. — Сначала греки колонизировали Неаполитанский залив, затем римляне, когда заново открыли для себя Грецию, завоевав ее. Римские военачальники разворовали все шедевры греческого искусства, вывезли практически все из Дельф и Олимпии. После этого многие греческие произведения стали появляться на римских монументах. Кроме того, состоятельные коллекционеры, вроде Кальпурния Пизона, привозили домой раздобытые «трофеи». Шедевры, правда, встречались редко. В основном посредственные работы. Затем — как раз к интересующему нас периоду, началу расцвета империи — греческие ремесленники наловчились изготавливать так называемые предметы искусства специально на потребу богатым римлянам; точно так же как китайские гончары и индийские мебельщики в ХІХ веке производили товары специально для удовлетворения западного рынка. Больше всего таких предметов искусства в греческом стиле в Помпеях и Геркулануме. Их отличает скорее форма, а не содержание!
— Ну не знаю, не знаю… По-моему, все гораздо проще. Я смотрю на скульптуру, например. И понимаю, нравится она мне или нет. А марка производителя меня по большому счету не волнует!
— Разумно, — усмехнулся Джек. — В тебе говорит настоящий знаток. Однако нельзя забывать про контекст — а именно красоту этих мест. Обратите внимание, как римляне восхваляли свое искусство, как высоко ценили его. Поэтому для них не играло особой роли, обладают ли они истинным греческим шедевром или прекрасно выполненной копией. Когда в стране начался развал, все предметы греческого искусства превратились в обыкновенные украшения интерьера и экстерьера, да и только. А вот что римляне действительно боготворили, так это портреты предков, которые олицетворяли, по их представлению, человеческие добродетели и подчеркивали продолжение рода. Портреты, сделанные из воска и дерева — поэтому до наших дней почти ничего не сохранилось, — часто прятали от глаз посторонних, как правило, в личных кабинетах. Римляне оказались под своеобразным информационным колпаком. Историки-искусствоведы викторианского периода, превозносившие шедевры Древней Греции, видели древние римские скульптуры только в галереях и музеях, другими словами, в отрыве от контекста, от ландшафта! Нужно ли удивляться их реакции? Вульгарность, дурной вкус, ни намека на красоту — вот такие отзывы получило римское искусство. А стоит только заглянуть сюда, и сразу понимаешь, как далеки от истины их слова! По-моему в тот период римляне превзошли греков!
— Это плавно подводит нас к объяснению, почему ты приехал в Рим, — широко улыбаясь, подытожил Морис и снова надел каску.
Охранник наконец-то поднялся, вразвалочку подошел к деревянной двери и с показной медлительностью открыл ее.
— Все дело в величайшей античной библиотеке, — прошептал Морис, — огромном пробеле в археологии. По крайней мере до сегодняшнего дня.
Глава 8
Джек припал к земле, оказавшись за Морисом у входа в тоннель, который вел на древнюю виллу. Там было прохладно по сравнению с неистовой жарой на улице. Прямо перед собой Джек увидел огромный вентилятор — не меньше метра в ширину — с электрическим мотором, а позади него гибкую гофрированную трубу, которая тянулась через временную деревянную постройку к катушке и розетке, прикрепленной высоко на стене снаружи.
— Вчера, уходя отсюда, я всех предупредил, что в тоннеле присутствуют ядовитые газы. Ну, чтобы никто не посмел сунуться сюда, — сказал Морис. — Здесь на самом деле скопились опасные для жизни вещества: метан, угарный газ. Они образовались в основном из-за органического материала, который начал активно гнить после того, как тоннель открыли, — ведь кислород стал поступать в огромных количествах.
— Органический материал — это не трупы? — с надеждой уточнил Костас.
— Точно не трупы. Тела здесь уже давно превратились либо в скелеты, либо в прах, — ответил Морис. — По крайней мере так должно быть.
— Сколько нам ждать? — спросила Мария.
— Несколько минут. Надо дать вентилятору поработать. Потом возьмем его с собой и снова включим, когда дойдем до решетки.
— Ребята, до меня только сейчас дошло! Мы же впервые собрались все вместе после Карфагена! — воскликнул Джек и повернулся к Костасу. — Мы тогда были студентами, набирались опыта с группой археологов ЮНЕСКО в Карфагене. Я нырял в древнем порту. Морис копался под землей. А Мария расшифровывала старинные надписи.
— Чувствую себя тут лишним, — проговорил Костас.
— Думаю, ты прекрасно впишешься в компанию.
Джек толкнул в бок Мориса, который старался с серьезным видом смотреть сквозь очки. Правда, получалось плохо. Вот и сейчас улыбка скользнула по губам, щеки, измазанные грязью, расплылись в стороны. Джек чуть не расхохотался, глядя на него.
— Морис тогда обнаружил останки огромной бронзовой печи, в точности совпадавшей с описанием римлян. Первое доказательство, что в Карфагене в жертву приносили детей. Потрясающая находка!
— Потрясающая?! — дрогнувшим голосом переспросил Костас. — Детей приносили в жертву! Я надеялся, что больше никогда в жизни не столкнусь с этим после последней поездки в Мексику к тольтекам.
— Прошлое, к сожалению, не всегда оказывается приятным, — нахмурившись, проговорил Джек. — Берешь то, что достанется. По сути, от тебя ничего не зависит, плывешь по течению.
— Да уж, плывешь по течению, — повторил Костас. — Наверное, ты прав. — Он заглянул в темноту туннеля впереди и повернулся к Джек. — Какие же сюрпризы ждут нас здесь?
— Ты бывал на вилле Гетти?
— Вилла Гетти? Конечно! Малибу, Калифорния, — мечтательно произнес Костас. — Помню-помню. Школьная экскурсия. Много статуй. Классический дизайн. Огромный бассейн посередине. Туда еще все бросают монетки.
Морис бросил на Костаса удивленный взгляд. А Джек лишь слегка улыбнулся:
— Все верно. Калифорнийский музей Гетти — точная копия этой виллы.
Костас с сомнением посмотрел на черный проход впереди:
— Правда, что ли?!
— Ну хватит. Пошли! — скомандовал Морис, не сводя глаз с прохода, который вчера удалось немного расширить.
Морис включил вентилятор и слегка отодвинул его в сторону, держа трубу перед собой. Джек, Мария и Костас двинулись следом и через несколько метров оказались в тоннеле. Там можно было наконец-то разогнуться во весь рост.
Тоннель напоминал заброшенную шахту, всю испещренную следами от кирок и резцов. Пахло плесенью. Джеку показалось, будто он очутился в восемнадцатом веке вместе с первыми археологами, побывавшими здесь. Им пришлось прокладывать путь через застывшую грязевую лаву. И как, интересно, инженер Карл Вебер не заблудился в лабиринте, вырытом его подчиненными в поисках древних трофеев?
Джек завернул за угол, едва поспевая за Морисом. Кромешная тьма, как глаз выколи.
— Жаль, сюда еще не протянули электричество! Не включайте пока фонари. Так… а вот теперь можно.
Джек посветил вперед. Едва успев прикусить язык, чтобы не ахнуть, он начал медленно продвигаться дальше. С другой стороны тоннеля выглядывал Анубис — уши торчком и отвратительная морда. Именно это вчера увидели Морис с Марией.
— Он не так страшен на второй взгляд! — Морис поставил вентилятор прямо перед собой. — Ну полезен, это точно. Статуя Анубиса — самая ценная находка в тоннеле. По крайней мере инспекция пока на это ведется. Им как раз такая сенсация и нужна. Видите, как они расширили проход возле статуи. Надеются вынести ее сегодня. Об этом напишут во всех газетах. К тому же такая удивительная находка — прекрасный повод закрыть тоннель навсегда.