Последнее искушение. Эпилог
Шрифт:
Михаил нахмурился и сурово посмотрел на сына.
— Но все это было до рождения внука. Теперь, когда он появился — наследник нашего рода, ты должен сделать все, чтобы сохранить семью!
Петр слушал отца с нарастающим раздражением. Его нравоучительный тон вызывал протест. «Все читают мне нотации. Что я им — маленький мальчик? — мысленно возмущался он. — До каких пор будут указывать, что и как делать?» И с трудом сдерживая гнев, ответил:
— Знаешь, папа, я ведь уже вполне взрослый и сам знаю как надо себя вести. Между прочим, руковожу огромным коллективом и, как все говорят, довольно успешно!
—
— Напрасно беспокоишься! Никакого разлада нет, — хмуро возразил ему Петр. — Имеет место лишь непонимание ею моей огромной загрузки делом, которое кормит многотысячный коллектив и, между прочим, всю нашу семью.
В его тоне прозвучали покровительственные нотки, и Михаил взорвался:
— Ты говори, да не заговаривайся! Уж не нас ли ты имеешь в виду? Или деда с бабушкой? Слава Богу, мы еще сами способны себя прокормить и ни от кого не зависим!
Но Петр на это лишь скептически усмехнулся:
— Давай посмотрим правде в глаза, папа! Да, все вы работаете, вроде бы, успешно делаете свое дело. Даже дед у себя на кафедре.
Он снова усмехнулся и, не без гордости, добавил:
— Но что было бы с театром мамы и его кафедрой, если б не моя спонсорская помощь? Твое агентство тоже процветает благодаря моим заказам!
В его словах было много правды, и все же они задели отца за живое. Михаил даже вскочил на ноги.
— Не преувеличивай своих благодеяний! Это хорошо, что помогаешь и нам, и многим выстоять в эти трудные времена. Но мы и без тебя справимся! И я, и мама, и твой ученый дедушка. Ты это отлично знаешь — как и то, что с нашей помощью не раз выходил из критических ситуаций.
Он шумно перевел дыхание и, взяв себя в руки, сухо бросил:
— Все, кончаем разговор! Ты зазнался, сын, и никуда не годится!
Круто повернувшись, Михаил вышел, а Петр остался сидеть, сожалея о том, что глупо оскорбил отца. «Да уж, — удрученно подумал он, — верна пословица: несказанное слово — золото!»
* * *
Домой, в прекрасную квартиру вблизи Зубовской площади, подаренную им внуком после трагической гибели его невесты Юли, Вера Петровна с мужем добрались на такси лишь в первом часу ночи. Оба устали, особенно профессор, и сразу отравились спать. Когда легли, Степан Алексеевич, и в прежнее время благоволивший к Даше, сочувственно произнес:
— Не понимаю Петю! Дашенька — такая прелесть, подарила ему сынишку, о котором любой мужик лишь мечтать может, и хозяйка отличная. Ее на руках надо носить, лелеять, а наш внук постоянно заставляет плакать!
Жена промолчала, и он осуждающе добавил:
— Напрасно ты ему во всем потакаешь. Если Петю сейчас не поправить, это может плохо кончиться. Дашенька его любит, но у нее есть характер.
Вера Петровна своим чутким сердцем и сама все отлично понимала; тяжело вздохнув, посетовала:
— Видно, всех портит власть и богатство, Степочка! Вот и Петруша — как стал ворочать большими делами — заметно изменился. Возгордился, что ли? Возомнил себя выше других?
Она снова удрученно вздохнула и, помолчав, вопросительно посмотрела
— Вот ты, Степочка, ученый-педагог. Подскажи мне — как лучше на него воздействовать, чтобы не обиделся? Сам знаешь: Петя гордый, и тогда даже меня слушать не будет.
Профессор Розанов и Вера Петровна поженились уже будучи в годах, но до сих пор любили друг друга с юношеским пылом. Видно, причиной этого, уже редкого явления, было сильное взаимное чувство, которое они с юношеских лет пронесли через всю жизнь, несмотря на долгую разлуку. Вот и сейчас Степан Алексеевич ласково обнял и прижал к себе жену.
— Не опасайся этого, дорогая, — убежденно заверил он ее. — Петя к тебе очень сильно привязан и всегда выслушает, даже если не согласен.
Немного помолчав, задумчиво добавил:
— Наш внук на редкость великодушен — очевидно, сказываются благородные гены его предков. Поэтому надо взывать к его совести и долгу перед семьей. Напомни, как много страдать уже пришлось из-за него Дашеньке.
Однако Вера Петровна выразила сомнение:
— Боюсь, Степочка, это не поможет. Если бы речь шла о Мише — другое дело. У того ответственность перед семьей, забота о своем княжеском роде на первом месте. Он романтик по натуре, а Петруша — представитель нового поколения и ко всему относится с современным прагматизмом.
— Так что же, Веруся, он может пойти на развод, если не поладит с Дашей? — растревожился профессор. — Неужто бросит сына? Этого нельзя допустить!
Вера Петровна нежно поцеловала мужа.
— Не надо преждевременно волноваться, дорогой! Тебе это вредно, и я верю, что такой беды не случится.
— Ладно, давай спать, — бросив на нее благодарный взгляд, вздохнул Степан Алексеевич. — Но пускать это дело на самотек нельзя!
* * *
Сидя перед зеркалом в уютной гримуборной примадонны театра, Светлана готовилась к началу спектакля, когда ей позвонила подруга, жена Сальникова. Досадливо поморщившись, она взяла трубку, но услыхав знакомый голос, мягко произнесла:
— Привет! Только прошу, Натуся, говори быстрее что надо. Скоро мой выход, а я еще не готова. Да ты никак плачешь? — огорчилась она. — Наверно вы с Витей опять поругались?
Наташа звонила из дома. В комнате было не убрано. Она сидела на диване, а перед ней стоял открытый чемодан, наполовину заполненный личными вещами — известная пианистка собиралась на очередные гастроли. Ее и так не слишком красивое лицо было искажено гримасой страдания. Из подведенных тушью глаз катились слезы, оставляя на щеках черные дорожки.
— Еще хуже, Светик, — призналась она закадычной подруге, давясь слезами. — Мы с Витей решили расстаться.
Она шумно высморкалась, лишь размазав по лицу слезы, и горько посетовала на судьбу:
— Видно, мне на роду написано не знать счастья! Вечно приходится страдать! В юности — от неразделенной любви, а теперь — от непонимания мужа. Вот ты, Светка, счастливица! Хоть у тебя все хорошо.
Новость была такова, что Светлана даже вскочила со стула. Разумеется, она знала о постоянных ссорах подруги с мужем из-за частых и длительных гастролей, но чтобы дело дошло до разрыва?! Сразу забыв о времени, она обрушилась на подругу.