Последнее плавание капитана Эриксона
Шрифт:
Вот и этот говорил громко и красиво, время от времени поднимая над головой руку со сжатым кулаком, словно сам себе дирижировал:
– Социалистическая революция уже не эксперимент! Она состоялась в России, она уже перешагнула государственные границы и скоро широко зашагает по всему миру. Да, она испугала денежных мешков. С помощью своих капиталов они решили ее уничтожить, утопить в народной крови. В России льется кровь…
Потом его сменил на трибуне болезненного вида молодой человек. Он ринулся в бой с предыдущим оратором:
– Слова, слова! Мы истекаем пустыми словами. А России нужно не пустопорожнее говорение, а помощь. Настоящая действенная помощь. Социалистическая Россия голодает. Раненые и больные нуждаются в хлебе, в лекарствах…
Эриксон еще издали увидел полицейскую машину. Виляя в грязи, она приблизилась к митингующим. Трое в штатском выбрались из машины и сквозь расступающуюся толпу стали продвигаться к трибуне.
– Мы часто к делу и не к делу произносим прекрасное слово «солидарность», – тяжело откашлявшись, молодой человек продолжил выступать. – Так вот, это слово означает не только сочувствие, но и помощь. Любую помощь. Красная Россия крайне в ней нуждается…
Полицейские в штатском приблизились к трибуне, молодой человек увидел их, но не замолчал:
– Из капель рождается ручей, из ручьев – реки, затем моря. Каждый из вас может внести посильную помощь делу революции: кто деньгами, кто продуктами, кто лекарствами…
Когда полицейские приблизились к оратору, он повысил голос. Последние слова он уже обращал не столько собравшимся, но, скорее всего, полицейским:
– Мы все люди, и профессия каждого из нас здесь не при чем. Рабочий и крестьянин, полицейский и адвокат – все мы народ. И наш народ не только может, но и обязан помочь русскому народу, который первым не земле…
Полицейские быстро и умело сняли молодого оратора с ящиков, двое взяли его за руки.
– Фамилия?
– А то вы меня не знаете! – язвительно сказал молодой человек. – Скажите еще, что первый раз видите.
– Для порядка, – сердито заявил грузный полицейский. – Попробуй, разберись в вашем брате-революционере. Вчера брали – одна фамилия, на следующий день – уже другая. И паспорт другой. Фармазоны!
– Ну, Ларсен моя фамилия, – спокойно сказал молодой человек.
– Правильно, Ларсен. Значит, не успел еще сменить, – удовлетворенно буркнул старший.
– А, собственно, в чем дело? – продолжил выяснять Ларсен: он, похоже, уже не однажды бывал в подобных переделках. – Что такого я насыпал властям в штаны, что у них понос?
Тем временем грузный полицейский тяжело взобрался на шаткую, наскоро сколоченную из ящиков трибуну и командным голосом обратился к митингующим:
– Прошу прекратить недозволенное мероприятие и очистить территорию!
Толпа загудела, одиночки стали что-то выкрикивать.
– И не надо кричать! В соответствии с законом еще раз прошу вас разойтись! Не заставляйте меня вызывать на помощь подкрепление!
Швеция – страна хорошо вышколенных, послушных людей. Сразу повернулись спиной к трибуне задние, только что пришедшие. Они сделали вид, что случайно не туда попали. За ними потянулись и другие.
Эриксон слез со своего ящика и, стоя на месте, с любопытством наблюдал за тем, как пустеет площадь, Недовольная толпа гудела, как растревоженный улей, и обтекала его, как вода камень. Последнее, что он увидел: пожилой полицейский наступил на оброненный кем-то плакат и старательно вытер об него грязные ботинки. Затем все втроем они обступили молодого оратора – Эриксон запомнил его фамилию: Ларсен – и повели его к машине.
Проводив взглядом скрывшуюся за поворотом полицейскую машину, Эриксон неторопливо пошел к трамвайной остановке. Мог ли он представить себе, что довольно скоро снова встретится с Ларсеном, и эта встреча круто изменит его жизнь?
5
Завечерело. На улицах города зажглись фонари, прибавилось людей. Большинство возвращалось с работы, а молодежь даже успела переодеться и неторопливо фланировала в поисках вечерних приключений. На иных улочках полицейскому автомобилю уже приходилось часто клаксонить, с требованием посторониться.
Ларсен со спокойным любопытством смотрел в боковое окошко автомобиля. Он узнавал эти улицы, и даже знал, куда его повезут. Для начала – в полицию, а оттуда – в охраняемую ночлежку. Утром выпишут штраф и отпустят. Так бывало уже не однажды.
Но в этот раз в привычном порядке что-то нарушилось. Ларсен обернулся к грузному полицейскому, как он понял, старшему среди них, и удивленно спросил:
– Э-э, господа! Полицейский участок уже проехали. Куда вы меня везете?
Старший полицейский коротко взглянул на Ларсена, отметив его уже порядком поношенную одежду и грязные ботинки.
– Надеюсь, у тебя найдется что-то более приличное, чтобы переодеться? – буркнул полицейский.
– О-ля-ля! Не иначе, мы едем на чей-то богатый ужин? – весело предположил Ларсен. – Угадал?
– Приблизительно. Просили доставить тебя к премьер-министру. Только не очень радуйся. После того как ты в своей грязной газетке обозвал его авантюристом и лгуном, он вряд ли предложит тебе даже чай, я уже не говорю о бутерброде.
– Обойдусь своими бутербродами. На всякий случай они у меня всегда с собой, – и Ларсен похлопал ладонью по портфелю.
Проехали еще пару кварталов. И он снова, теперь уже более настороженно, спросил:
– Ну и какую лапшу будете еще мне на уши вешать? Риксдаг миновали. Куда везете?
– Разве я тебе не сказал? К тебе домой. Не можешь же ты таким чучелом предстать перед премьер-министром, – уже сердито ответил полицейский. – И помолчи немного. До чего ты уже всем нам надоел со своей болтовней!
– Жаль. А я приготовил для митинга хорошую речь. Хотел в порядке репетиции произнести ее вам.
– Премьер-министру произнесешь.